Диана Гэблдон - Барабаны осени. О, дерзкий новый мир!
Лицо Джейми покраснело от напряжения, когда они с Яном наконец встали как надо и разом подняли тяжелое бревно. Слишком теперь занятый, чтобы отвлекаться на Марка Аврелия, Джейми отдавал племяннику команды короткими кивками головы и краткими словами, — они укладывали громоздкое бревно в пазы поперечных стен.
— Ох, так значит, побуждает к действию, да? — Ян убрал со взмокшего лба прядь волос — Я вот чувствую некое побуждение к действию в своем брюхе. Это как, признак идиотизма, или нет?
— Полагаю, это вполне естественное и приемлемое телесное ощущение для данного времени дня, — снисходительно решил Джейми, с кряхтением продвигая бревно на последний дюйм. — Чуть-чуть левее, Ян.
Бревно вошло в пазы, и мужчины отступили назад, чтобы обменяться довольным взглядом. Ян усмехнулся, глядя на своего дядюшку.
— Хочешь сказать, что и сам уже проголодался, а?
Джейми весело оскалился в ответ, но прежде чем он успел ответить, Ролло вскинул голову и насторожил уши, и низкое, грозное рычание вырвалось из его пасти. Видя это, Ян повернулся, чтобы посмотреть в ту сторону, куда нацелился взгляд собаки, — забыв даже, что собрался вытереть лицо подолом рубашки.
— Эй, дядя, у нас гости, — сказал он, кивая в сторону леса. Джейми замер. Но прежде чем он успел повернуться или схватиться за кинжал, я уже увидела то, что успели рассмотреть среди густой листвы Ролло и Ян.
— Эй, не беспокойся, — весело сказала я, — это твой давний приятель-пьяница… принарядился для визита. Похоже, это нечто вроде той самой петли судьбы, которую свили специально для тебя.
Накогнавето вежливо стоял в тени каштановой рощицы, пока не убедился, что мы его заметили. Потом он неторопливо вышел из-под деревьев, но на этот раз следом за ним шли не его сыновья, а три женщины, и две из них тащили на спинах большие узлы.
Одна из них была совсем молодая девочка, лет тринадцати или около того, а второй было не меньше тридцати, и можно было не сомневаться, что это мать и дочь. Третья женщина, сопровождавшая их, выглядела намного старше, — даже не как бабушка, подумала я, глядя на ее согнутую спину и белые волосы, а скорее как прабабушка.
Индейцы и в самом деле принарядились, собираясь в гости. Накогнавето надел кожаные чувяки на босу ногу, и сверкал голыми икрами, зато его бедра прикрывали муслиновые панталоны, спускавшиеся до колен. К панталонам он добавил розовую льняную рубаху навыпуск, перехваченную поясом, сплошь расшитым иглами дикобраза и белыми и синими ракушками. Поверх всего этого он надел кожаный жилет, украшенный бусинами, а на голове у него красовалось нечто вроде тюрбана из голубого набивного ситца, из-под которого ниспадали длинные волосы, — и при том за ухо индеец заткнул два вороньих пера. А уж если добавить к общей картине украшения из раковин и серебряных бляшек — бусы, ожерелье в несколько рядов, да сверкающую пряжку ремня, да разные мелочи, вплетенные в волосы… да, зрелище было впечатляющим.
Женщины выглядели не столь ошеломляюще, но тем не менее ясно было, что и они надели свои лучшие наряды: свободные платья до колен, мягкие сапожки и гамаши из тонкой кожи. Еще они повязали фартуки из оленьей кожи, разрисованные орнаментами, а на двух младших были еще жилетки с таким же рисунком. Они все вместе дошли до середины поляны и там остановились.
— Боже ты мой, — пробормотал Джейми, — да никак это посольство! — Он быстро вытер лицо рукавом и ткнул Яна локтем в бок. — Поди-ка, сделай за меня реверанс, я сейчас вернусь.
Ян, несколько растерявшийся, пошел навстречу индейцам, помахивая ручищей в знак приветствия. Джейми схватил меня под локоть и затащил за угол, а потом втянул внутрь недостроенного дома.
— Что ты… — начала было я, недоумевая.
— Переоденься, — перебил он меня, подталкивая ко мне ящик с одеждой. — Надень лучшее платье, понятно? Нужно показать, что мы относимся к ним уважительно.
«Лучшее» в имевшемся у меня гардеробе едва ли сильно отличалось от того, что называлось повседневным, и тем не менее я приложила все старания, поспешно натянув желтую юбку и заменив шейный платок на свежий, взяв один из тех, что прислала мне Джокаста, — белый, вышитый вишенками. Я подумала, что этого вполне достаточно, — учитывая, какого рода мужчинам предстояло оценить мой туалет.
Джейми, в рекордно короткий срок сбросивший бриджи и заменивший их на килт и плед, уже пристегнул маленькую бронзовую брошь и достал из-под кровати бутылку; он вышел наружу, прежде чем я успела хоть немного пригладить волосы. Решив, что попытка уложить локоны в приличный плотный узел — напрасная трата времени, я поспешила за ним.
Женщины оглядели меня с таким же восторгом и любопытством, с каким и я — их, но поспешили отойти подальше когда Джейми и Накогнавето начали церемонию взаимного приветствия, включавшую в себя прием небольшой дозы бренди; Ян тоже участвовал в этом ритуале. Только когда они все закончили, вторая женщина, повинуясь жесту Накогнавето, вышла вперед и несколько смущенно склонила голову, готовая начать беседу.
— Bonjour, messieurs, madame, — негромко сказала она, оглядывая нас всех по очереди. Ее глаза задержались на мне с откровенным любопытством, впитывая каждую деталь моей внешности, так что я не испытывала ни малейших угрызений совести, точно так же таращась на нее. Я подумала, что она, похоже, полукровка, и в ней вполне может течь французская кровь.
— Je suis sa femme, — продолжила женщина, вежливо и очень грациозно наклоняя голову в сторону Накогнавето и подтверждая тем самым мою догадку насчет их родственных связей. — Je m'appelé Gabrielle.
— Э-э… je m'appelé Claire, — сказала я, показывая на себя далеко не с таким изяществом жеста. — S'il vous plait, — я показала на кучу дров, ожидающих огня, и тем самым приглашая индейцев усаживаться, но при этом лихорадочно соображая, хватит ли у нас тушеного беличьего мяса на всю эту компанию.
Джейми тем временем рассматривал Накогнавето со смешанным выражением веселья и раздражения.
— Так вот как, «по-французски не знаю», да? — сказал он. — Ни слова, так я понял? — Индеец ответил ему вежливым пустым взглядом и кивнул жене, чтобы та продолжила процедуру представления и знакомства.
Старшую леди звали Наявенне, и она приходилась бабушкой самому Накогнавето, а не Габриэль, как я предположила. Эта дама была очень хрупкой, худенькой и согнутой ревматизмом, но глаза у нее были яркими, живыми, как у воробья (на которого она и в целом была весьма похожа). На шее у нее висела небольшая кожаная сумка, украшенная нешлифованным зеленым камнем с дыркой, сквозь которую пропускался тонкий ремешок, и замызганными перьями из хвоста дятла. При ней была еще и другая сумка — холщовая, побольше размером, привязанная к поясу. Она заметила, что я всматриваюсь в зеленые пятна на ее одежде и улыбнулась, показав два торчащих вперед желтых зуба.
