Лариса Черногорец - Не любите меня! Господа!
— Юленька, я должен спросить тебя, достаточно ли ты оправилась от всего случившегося, чтобы мы делали этот прием?
— Достаточно, папенька. А почему ты спрашиваешь, и так, по-моему, все видно.
— Я к тому, что, приглашая казачьего голову и начальника тюрьмы нельзя не пригласить генерал-губернатора, а соответственно и его домочадцев.
Юлия вздрогнула. Значит, она увидит Андрея. Она сможет ему все рассказать. Зря она отправила Кольку с письмом в поместье. Тревога за него не оставляла её все эти дни. Он довольно долго не возвращался, неужели он так и не нашел Андрея.
— Так что, Юленька? — Деменев вопросительно смотрел на дочь.
— Папенька, ну надо так надо, приглашайте, кого считаете нужным. Я себя достаточно хорошо чувствую, чтобы принять Истоминых.
Деменев поморщился:
— Я про те интриги, которые плел сват генерал-губернатора, из-за которых ты тогда сбежала, помнишь?
— Да уж, — маменька вмешалась в разговор, — наделала ты тогда шуму по всему городу, уж как тогда мы все переполошились. Няня Марья тогда и вовсе чуть не померла от испуга, да и я, признаться пережила: сбежать в Тюмень, без спросу, самой всю Россию пересечь, да с пятью червонцами в кармане, хорошо батюшка твой еще в дорогу в Екатеринодар тогда не тронулся, застала ты его на заводе, а то не знаю, что бы с тобой было.
Юлия вспомнила глаза отца, когда она с обветренным лицом и потрескавшимися от холода руками, в одной шали и с саквояжем в руках, буквально ввалилась в его кабинет на заводе в Тюмени десять лет назад. В кармане к тому времени не оставалось ни копейки — все ушло на билет до Оренбурга и, чтобы заплатить за место в обозе, ей пришлось отдать все свои украшения. Все, кроме одного — кольцо Андрея она сберегла. У неё не достало сил с ним расстаться. Она намеренно не признавалась, кто она и чья она дочь, ей пришлось ехать в середине обоза, как простой крестьянке, на стоянках кормить и поить лошадей, носить дрова для костров, которые жгли на отдыхе, чтобы согреться. Парень, ехавший с ней в санях, представился Михаилом, отдал ей свой полушубок и делился провизией. Чем ближе к Тюмени, тем было холоднее. На маленьких речушках уже становился лед. Проезжая мимо забытой богом деревеньки обоз остановился, чтобы запастись провиантом и дать отдых лошадям. Лед на речке стал довольно крепкий, и местные малыши вовсю резвились по нему на санках. Юлия с Михаилом сидели около костра и смотрели на них. Вдруг раздался треск, и санки с двумя детьми провалились в воду. Ребятня кинулась на берег с криками. Какое то мгновение в проруби не было никакого движения. Затем барахтающиеся малыши появились над водой.
— Затянет! — Юлия подскочила с криком, — Сейчас под лед затянет!
Слишком свеж был в памяти случай, когда в Тюмени под неокрепший лед затянуло неосторожно вышедшую лошадь. Михаил бросился к реке, на ходу сбрасывая верхнюю одежду. Мужики из обоза, схватив тулупы и шкуры, кинулись за ним. Головы малышей еще виднелись над водой. Михаил лег на живот и ползком подобрался к проруби. Ухватить сразу обоих не получалось, когда он вытянул на лед одного, второй уже скрылся под водой. Михаил кинулся в прорубь. Когда он вытащил второго ребенка, тот уже не подавал признаков жизни. Мужики кинулись кутать малышей в тулупы и приводить их в чувство. Из деревни уже бежали люди. Михаил стянул с себя мокрую одежду и завернулся в тулуп. Повернувшись к мужикам он спросил:
— Ну что там?
— Нормально, барин, жить будут! Щас оклемаются!
— Барин? — Юлия оторопело смотрела на Михаила.
— Ну не то чтобы совсем барин — управляющий. Я новый управляющий с рудников. Михаил Калашников. Деменевские рудники знаешь?
Юлия закашлялась:
— Ну да, ну знаю.
— Ну вот, а я там механизмы устанавливал. Я инженер, родом из Ельца, у родителей там деревенька. Хозяину, — Григорию Тимофеевичу работа моя уж больно понравилась, ну а как поймал он прежнего управляющего- прохвоста на воровстве, так меня вместо него и назначил. Вот этот весь обоз с новыми машинами для завода.
Юлия не верила своим ушам. Поистине мир тесен.
— А покажешь мне завод?
Михаил смотрел на нее, не отводя глаз. Подошел, взяв её озябшие руки в свои и сказал:
— Тебе — покажу.
Все было свежо в памяти, как будто и не проходило этих лет. Она помнила, как рванулся к ней Деменев, душа в своих крепких, медвежьих объятьях, как тряс её, словно душу хотел вытрясти, пытаясь дознаться, что же случилось. Как она плакала, сидя у него на коленях, как маленькая, рассказывая о свадьбе Андрея, об интригах Натали и её отца. Как вошедший Михаил не мог понять происходящего, и как отец благодарил его, за то, что тот доставил ему дочь в целости и сохранности…
— Да уж, — голос маменьки прервал воспоминания, — я две недели была ни жива ни мертва, пока не получила от отца весточку, что ты добралась.
— Ладно, маменька, не будем…Я достаточно наказана.
— Полно, мои хорошие, — Деменев обернулся к женщинам, — а что, Валенька, Юленька, Юсупова Илью Иваныча, может, тоже пригласим, я давеча заезжал к Василию, смотрел, как у них там все разрешилось. Бог дал все в порядке. Да он, Юленька, о тебе спрашивал.
Юлия вспомнила того высокого крепкого темноволосого мужчину в белой рубахе с закатанными по локоть рукавами, его замечательные, такие добрые и такие усталые глаза, глубокий бархатный голос и что-то вновь затеплилось в сердце.
— Конечно, папенька, давай позовем их с супругой, любопытно на неё поглядеть.
— Ну, с супругой не получится, насколько я знаю — он не женат.
— Странно, на вид ему лет тридцать — тридцать пять, в его возрасте у него уже должны быть взрослые дети.
Маменька улыбнулась:
— Ну вот, пригласим, заодно все потихоньку и разузнаем. А с праздником мы это хорошо придумали. В городе болтают невесть что, будто ты прячешься от света, будто ты больна, будто с тобою невесть что приключилось. Заодно и народу покажешься.
* * *Иллюминацию особняка Деменевых, казалось, было видно с окраин города. Юлия стояла перед зеркалом в своей комнате. Сердце трепетало так же, как тогда, перед балом в особняке Истоминых. Из зеркала на неё глядела изящная молодая женщина в кремовом костюме феи. Картина разительно отличалась от той, что была десять лет назад. Вместо юного создания, пышущего неуемной энергией с сияющими глазами, полными надежд, перед зеркалом стояла, сосем другая, все еще красивая, но взрослая и немного грустная молодая женщина. Усыпанные жемчугом нити вплетались в сложные золотисто-каштановые косы. Колье и серьги из редчайшего жемчуга в цвет платья подчеркивали белизну её кожи. В тон платью и украшениям была и маска, тоже украшенная жемчугом. Юлия оценивающе смотрела на себя. Она решительно себе нравилась. Пережитое сделало черты её лица мягче, глаза были по-прежнему ясными, но свет их был совсем другим, а фигура стала точеной и более совершенной. Озорные чертики заплясали в глазах. Десять лет полумонашеской жизни. Первый за десять лет выход в свет. Андрей, — сегодня она обязательно увидит Андрея. Ну что ж, она готова!
