Мэри Гиббс - Признание в любви
— Приготовь карету графа, Тед! — закричал он младшему конюху, когда получил записку, написанную изящным каллиграфическим почерком.
Столь же предупредительно относились к графу жители деревни, перенявшие отношение к французскому эмигранту у вдовствующей леди Темперли и ее нежной маленькой невестки. Самая лучшая деревенская снедь — отборные яйца, парное молоко и свежее масло из Грейт-Хаус — отсылалась графу каждый день, точно так же — находили путь к его столу отборные фрукты и овощи из садов и огородов Темперли. Местные жители не испытывали к графу ничего, кроме дружеских чувств, хотя он принадлежал к той нации, с которой их страна вела войну уже много лет. Свою вражду они обратили на французских военнопленных, размещенных в замке, которые, по их мнению, жили припеваючи, пользуясь всевозможными благами, в то время как англичанам, платившим за это, приходилось голодать.
Поездка графа по деревенской улице походила на Королевскую процессию. Народ ему почтительно кланялся. И гордость его не была уязвлена, даже когда он слышал комментарии деревенских жителей: «Э, бедный старый джентльмен, как он осунулся, постарел! Если бы все французы были такие, мы уже давно не воевали бы, это точно».
Дом капитана находился за стенами замка, это был приятный квадратный дом, окруженный садом. Как и все офицеры, призванные следить за военнопленными, капитан Буллер служил в Королевском флоте; и поэтому дом его был овеян морским духом: на газоне перед входом был поставлен флагшток, и на нем от рассвета до заката развевался государственный флаг. Если бы еще поставить вооруженную охрану возле дверей, то можно было бы подумать, что это дом государственного деятеля.
За домом, однако, высились крепостные стены замка, от пятнадцати и местами до сорока футов в высоту и от шести до десяти футов в ширину. Античный ров был снова наполнен водой, а внутренняя территория замка была поделена на два форта, разделенные дорогой, соединяющей северные и южные ворота. В одной части находилась башня, на первом этаже которой содержались французские офицеры, а над ними располагались интендантские помещения: склады, канцелярия и госпиталь. В другой части находилось примерно двести заключенных, солдат и матросов. Они жили в деревянных двухэтажных бараках, на крышах которых не было труб, потому что печи не были предусмотрены. Возле северных и южных ворот замка, как внутри, так и снаружи стен, были устроены караульные посты.
Несколько одетых в желтую робу заключенных работали в саду капитана Буллера под присмотром часового, когда к дому подъехал граф. Они переговаривались и шутили между собой и выглядели вполне довольными и веселыми в этот яркий мартовский день. Старому эмигранту было приятно это отметить. В Англии было очень много его соотечественников, которые после победы Веллингтона тысячами оставляли континент.
В замке Доувертона среди заключенных царила веселая атмосфера, и все оттого, что у них был хороший агент в лице капитана Буллера, считал граф. Тюремный агент играл в жизни заключенных решающую роль.
Один из охранников провел графа в канцелярию капитана, а другой в это время взял его пони под уздцы.
— О, граф де Эстобан! — произнес с улыбкой капитан Буллер. — Как приятно вас видеть. — Он провел графа в личную гостиную, расположенную за кабинетом, и предложил ему освежающие напитки.
Старый джентльмен отказался.
— Тогда, может быть, вы сядете и скажете, чем я могу вам помочь? — спросил капитан. — Мы с вами давно не встречались. Наверное, я не видел вас с того дня, когда вы поехали в Лондон на бал в честь дня рождения королевы в Карлтон-Хаус. Вы, кажется, сказали тогда, что были приглашены все эмигранты, находящиеся в Англии?
— А также наш король, — напомнил с достоинством граф. — Это было грандиозное мероприятие, капитан Буллер. Я желал лишь одного: чтобы наша одежда соответствовала ситуации, но, увы, мы были прискорбно потрепанны, чтобы быть принятыми Первым Джентльменом Европы.
— Но некоторые люди не знают пристрастий регента в отношении одежды, монсеньор! Говорят, он обожает голубой атлас и вышитые жилеты. — Голос капитана звучал сухо, однако он потеплел, когда речь снова зашла об эмигрантах. — Но вы, наверное, собираетесь вернуться во Францию, как сделали многие из ваших друзей?
— Не многие, капитан Буллер. Но монсеньор уехал…
— Монсеньор? О, вы имеете в виду брата короля?..
— Конечно. Я слышал, французы его встретили с восторгом, но на самом деле союзники обращались с ним в высшей степени с гуманной индифферентностью. Поэтому, пока союзники — а также французы решают, хотят ли они вернуть Бурбонов, я намереваюсь оставаться здесь.
— Очень рад это слышать, — отозвался капитан и стал ожидать изложения дела.
— Есть ли у вас военнопленный офицер лейтенант Филипп Кадо?
— Да, есть. — Агент нахмурился. — И скажу вам, сэр: я не знаю, что мне делать с ним. Это красивый молодой мужчина, с очаровательными манерами, но похоже, он не знает, что такое честь.
— И это, капитан Буллер, вас удивляет? Новое поколения французов, взращенное революцией, едва ли имеет понятие об этом устаревшем предмете.
— Пять раз за этот месяц Кадо нарушал границы установленной территории, — проворчал капитан. — А это уже шестой раз… Он приходит после комендантского часа, а иногда — на следующий день. О, в конце концов лейтенант всегда возвращается и дает правдоподобные объяснения, хотя совершенно ясно: он и не думает, что кто-нибудь им поверит… Но на этот раз это уж слишком. Я примерно его накажу.
— Мне будет жаль, если вы это сделаете, капитан Буллер, — заметил месье Эстобан с улыбкой, — потому что в данный момент Кадо находится в моем доме с пробитой головой. — И граф рассказал печальную историю о том, как лейтенанта ограбили на Пустоши, и добавил, что он просил передать тридцать фунтов из выделенных на его содержание средств двум мужчинам, Леконтре и Фуке. — Но разве у вас так много денег на содержание лейтенанта? — полюбопытствовал он.
— О да, у меня их для него достаточно, хотя его слуга Леконтре имеет больше, чем он. Потому что Леконтре — усердный маленький плут и добывает пенни то здесь, то там — в общем, где может. Я думаю, и Фуке спокойно подождет. Он ленивый, ни на что негодный парень, и очень странно, что они с Гастоном Леконтре — большие друзья. — Он с беспокойством взглянул на графа, вспомнив о лейтенанте. — У него тяжелая рана?
— Глубокая и все время кровоточит. Не думаю, что задета кость, но, если вы разрешите ему остаться у меня, я заеду по дороге домой к аптекарю и попрошу его зайти ко мне как можно скорее.
