К. Харрис - Что приносит тьма
– Что это? – поинтересовался виконт.
– Откройте.
Развязав шпагат, виконт развернул промасленную ткань и обнаружил внутри книгу в потертом коричневом переплете из телячьей кожи. Открыв истрепанную обложку, Девлин уставился на выведенные от руки буквы: ни римские, ни греческие, но какие-то одновременно диковинные и смутно знакомые. Озадаченный, он провел пальцами по странице. Определенно бумага, а не пергамент, однако текст написан вручную, а не напечатан.
– Насколько древняя эта рукопись?
– Мне сказали, конец шестнадцатого века, – сообщил Нокс, возвращаясь на свой стул.
– Она на иврите?
– Так утверждают.
Осторожно переворачивая хрупкие, покрытые бурыми пятнами страницы, Себастьян всматривался в непонятные письмена, проиллюстрированные любопытными геометрическими фигурами и странными изображениями.
– Какое отношение этот древний манускрипт имеет к Эйслеру?
Владелец таверны потянулся за кружкой, но пить не стал. Вместо этого он отвернулся и посмотрел в окно. У наблюдавшего за ним Девлина сложилось впечатление, будто собеседник устремил свой взгляд далеко за пределы мощеного двора и граничившего с ним древнего погоста под тенистыми вязами. Далеко-далеко, в обожженную солнцем, сухую, каменистую, разоренную войной землю. По опыту Себастьяна, большинство бывших солдат носили прошлое в себе, словно мрачное зрелище ада, которое увидев единожды, не забудешь никогда.
– Для таких, как вы и я, – хрипло заговорил Нокс, – война – это сожженные деревни, мертвые женщины и дети, вспаханные пушечными ядрами поля. Гниющие в садах фрукты, потому что в живых не осталось никого, чтобы собрать урожай. Колодцы, вонючие от разлагающихся трупов свиней, коз и собак. Мужчины со вспоротыми животами и простреленными лицами. Но это потому, что мы с вами пушечное мясо, которое сражается, истекает кровью и умирает. А для некоторых война – благоприятная возможность.
– Хотите сказать, Эйслер был из таких?
Губы владельца таверны скривились в слегка презрительной усмешке.
– Даниэль Эйслер очень редко упускал возможности.
– Я слышал, у торговца на континенте имелись агенты, скупавшие драгоценности у семейств, оказавшихся в стесненных обстоятельствах.
– Я тоже об этом слышал, хотя сам никогда не имел с ними дела. На Эйслера работал еще один человек, лишенный сана испанский священник по имени Фердинанд Арройо. Этот Арройо приобретал всякие рукописи под заказ – в основном, на греческом, латыни и иврите, хотя иногда и на старофранцузском, итальянском и даже немецком.
Себастьян посмотрел на пятнистую от старости страницу, до половины занятую любопытным изображением крылатого ангела, державшего Сатурн и выдыхавшего огонь.
– Эта книга – одна из них?
– Да.
– И как она оказалась у вас?
– Ее доставили в Лондон джентльмены, с которыми у меня общие дела. Я должен был передать товар Эйслеру сегодня.
– А зачем показали мне?
Нокс помедлил.
– Скажем так: я считаю Рассела Йейтса кем-то вроде друга.
Себастьян пытливо вгляделся в жесткое, загорелое лицо собеседника. Виконт ни на минуту не сомневался, что у трактирщика имелась чертовски веская причина показать ему эту рукопись, но подозревал, что побуждением явилась вовсе не дружба. Однако вслух спросил:
– Как вы думаете, кто убил Эйслера?
Нокс откинулся в кресле и скрестил вытянутые ноги в щиколотках.
– Я бы сказал, в нашем городе найдется примерно от пятисот до тысячи мужчин – и женщин, – желавших этому ублюдку смерти. При таком раскладе Эйслер неминуемо рано или поздно должен был нарваться на того, кому захотелось бы не только пожелать. Но если спросите у меня про имена, я их не знаю.
– Кроме сеньора Фердинанда Арройо?
Поднеся кружку к губам, трактирщик отпил глоток.
– В последний раз, когда я слышал об Арройо, он находился в Кане.
Себастьян закрыл ветхую обложку древнего манускрипта и поднялся со стула:
– Благодарю.
– Возьмите, – подавшись вперед, Нокс подтолкнул книгу по столу к виконту. – Мне она без надобности. Я же не читаю на иврите.
– Вы могли бы ее продать.
– Торговля книжным старьем никогда меня не привлекала. Забирайте. Если найдете кого-то, кто прочтет ее вам, это может оказаться… полезным.
«Интересно, что трехсотлетняя рукопись может поведать о случившемся прошлой ночью убийстве торговца бриллиантами?» – подумалось Девлину. И все же он завернул древний томик обратно в ткань и сунул сверток под мышку.
– Я позабочусь, чтобы вернуть вам этот манускрипт.
– Воля ваша, – пожал плечами Нокс.
Себастьян уже почти стоял на пороге, когда хозяин таверны задержал его репликой:
– Вы сказали, дворецкий Эйслера вспомнил меня.
Девлин оглянулся:
– Совершенно верно.
– Я слуге не назывался.
– Дворецкий не знал вашего имени. Но он описал вашу внешность.
– Надо же, а старикан, оказывается, мастер людей описывать, – удивленно округлил глаза Нокс.
– Он сказал, что вы похожи на меня, словно брат.
– А-а.
Взгляды собеседников схлестнулись. Никто не произнес ни слова, да в том и не было нужды. Хотя один из них доводился сыном прелестной и ветреной графине Гендон, а второй – служанке из бара в Ладлоу, сходство между двумя мужчинами было столь же бесспорным, сколь и необъяснимым.
ГЛАВА 11
Выйдя из «Черного дьявола», виконт увидел женщину, которая ожидала в модном высоком фаэтоне, запряженном изящной белой кобылкой. Хотя прославленные каштановые локоны прятались под шляпкой в виде кивера, а лицо закрывала вуаль, Себастьян узнал бы Кэт Болейн в любом наряде.
Он на миг запнулся, ощутив тягостное стеснение в груди, но затем ступил на край тротуара и спросил:
– Откуда ты знала, где меня искать?
Вместо ответа Кэт повернулась к сидевшему рядом ливрейному груму.
– Обождите здесь, Патрик.
– Слушаюсь, мэм, – кивнул слуга, уступая свое место Себастьяну.
– Йейтс рассказал мне о твоем утреннем визите, – заговорила актриса, когда Девлин вспрыгнул на высокое сиденье. – Я хотела поблагодарить тебя за предложенную помощь.
– Бога ради, Кэт. Разве я мог не предложить? Почему, черт возьми, ты пошла к Гендону, а не ко мне?
Собеседница тронула с места лошадь, не сводя глаз с простиравшейся впереди улочки.
– Ты знаешь, почему.
– Если тебя беспокоит Геро, думаю, ты недооцениваешь ее.
Кэт промолчала, целиком сосредоточившись на задаче протиснуться между фургоном из пивоварни и телегой с углем.
