Джулия Куинн - Ее тайный дневник
Она грустно улыбнулась. Если бы он только знал…
19 мая 1819 года
Сегодня мы приехали в Лондон. Клянусь, что ничего подобного не видела. Город большой и шумный; в нем полно людей и еще… ужасный запах.
Леди Радленд заявила, что мы опоздали — большинство светских людей уже в городе, так как сезон начался месяц назад. Но ничего нельзя было поделать — Ливви выглядела бы недопустимо невоспитанной, если бы присоединилась к сезону дебютанток во время траура по Летиции. Но мы все же схитрили и приехали раньше, чтобы приготовиться, хотя до завершения официального траура посещать балы мы не могли.
Слава Богу, траур для Оливии — всего шесть недель. А для бедного Тернера — целый год.
Кажется, я его совсем простила. Знаю, что мне не следовало это делать, но не могу заставить себя его презирать. Я, должно быть, поставила рекорд по длительности любви без взаимности.
Я жалкая.
Я похожа на собаку.
Я жалкая собака.
И я просто порчу бумагу.
Глава 4
Тернер намеревался провести весну и лето в Нортамберленде, где мог бы в одиночестве носить траур по жене. Но мать сумела убедить его, что надо приехать в Лондон и поддержать Оливию.
Он долго не сдавался. Наконец леди Радленд привела последний довод — он принадлежит к высшему обществу, а посему его появление на балу Оливии обеспечит сестре внимание самых блестящих молодых джентльменов.
Мать появилась у него в доме и, не поздоровавшись, заявила:
— Она твоя сестра. Не забывай.
Поэтому он здесь, в Радленд-Хаусе в Лондоне, в окружении пятисот если не самых лучших, то по крайней мере самых напыщенных представителей света.
И среди них Оливия собирается найти себе мужа. И Миранда тоже. А он, Тернер, ни за что не допустит, чтобы они обе вступили в столь гибельный брак, как его собственный. В Лондоне полно мужчин из высшего света, которые по своим моральным качествам могли посостязаться с Летицией, хотя многие из них обладают высокими титулами. Тернер очень сомневался, что его мать посвящена в большинство непристойных сплетен, циркулирующих в гостиных.
От него, разумеется, не требуется появляться в обществе слишком часто. Но сейчас он здесь, на балу дебютанток, и будет сопровождать Оливию и Миранду повсюду, в том числе — в театры, если там окажется что-то стоящее его внимания. И помимо этого, он будет следить за их светскими успехами со стороны. К концу лета покончит со всей этой ерундой и сможет вернуться…
Вернуться к тому, чем он собирался заняться: изучить севооборот, овладеть стрельбой из лука, посещать местный паб, где ему нравился тамошний эль. И никто не будет расспрашивать его о покойной леди Тернер.
— Милый, как хорошо, что ты здесь!
К нему приближалась мать в красивом платье пурпурного цвета.
— Я же тебе обещал быть вовремя, — буркнул он, допивая бокал шампанского. — Разве тебе не сообщили о моем приезде?
— Нет. Я крутилась как безумная со всеми этими приготовлениями. Столько мелочей, которые надо было учесть в последний момент. Слуги просто не хотели меня отвлекать.
— Либо они не смогли тебя найти, — произнес Тернер, окинув толпу ленивым взглядом.
Шумное сборище, грандиозный прием. Правда, он не заметил ни одного из почетных гостей.
— Я получила для девочек разрешение танцевать вальс, — сказала леди Тернер, — поэтому, пожалуйста, пригласи их обеих.
— Это приказ?
— Особенно Миранду, — уточнила леди Радленд, не расслышав его слов.
— Почему же такое предпочтение?
Мать строго посмотрела на него:
— Миранда — замечательная, девочка, и я люблю ее всей душой, но мы оба знаем, что таких, как она, не очень-то привечает общество.
— Но ты же согласишься, что мнению этих снобов редко можно доверять? Летиция, если ты помнишь имела большой успех! — резко заметил он. — И кому это пошло на пользу?
— Общество капризно и вознаграждает как плохих, так и хороших. Но тихонь — никогда, — резонно заметила его мать.
В этот момент Тернер увидела Миранду она стояла рядом с Оливией у двери.
Рядом с его сестрой, но, казалось, совсем на другом конце света.
Это не означало, что на Миранду никто не обращал внимания — она улыбалась молодому человеку, который, очевидно, спрашивал разрешения пригласить ее на танец. Но это не шло ни в какое сравнение с толпой поклонников, окружавших Оливию. Его сестра, как вынужден был признать Тернер, сияла подобно драгоценному камню в дорогом оформлении. Глаза у нее сверкали, а смех напоминал музыкальные трели. Даже он не мог отрицать, что есть в ней что-то пленительное.
Но Миранда совсем другая. Она всегда наблюдает за происходящим со стороны. И улыбается таинственной улыбкой, словно в уме делает заметки о людях, которых встретила.
— Пойди и потанцуй с ней, — потребовала от Тернера мать.
— С Мирандой? — удивился он.
Он полагал, что на первый танец он должен пригласить Оливию.
Леди Радленд кивнула:
— Для нее это будет большой удачей. А ты не танцевал… я даже не могу припомнить, сколько времени. А все эта Летиция…
Тернер стиснул зубы. Он едва не сорвался на грубость, но туг леди Радленд охнула, и что-то похожее на колкое выражение вырвалось у нее, а не у сына.
— Мама, что с тобой? спросил ошеломленный Тернер. Такого с ней никогда в жизни не происходило.
— Где твоя лента? — прошептала она.
— Какая? — спросил он.
— Траурная. По Летиции.
— Я, кажется, тебе говорил, что решил не носить траура.
— Но здесь Лондон, — прошипела она. — И дебют твоей сестры. Тут этого не оставят без внимания.
Он небрежно повел плечами:
— На мне черный фрак.
— Ты всегда носишь черное.
— Возможно, я пребываю в пожизненном трауре по утраченной невинности.
— Ты вызовешь скандал, — продолжала зловеще шипеть мать.
— Ничего подобного. Моя бывшая жена преуспевала на этом поприще. А я всего лишь отказываюсь демонстрировать скорбь по недостойной спутнице жизни.
— Ты что, хочешь погубить сестру?
— Мое поведение и наполовину ей не навредит, как навредила бы моя дорогая покойница.
— Тернер, при чем здесь это? Факт остается фактом — твоя жена умерла и…
— Знаю, я видел ее останки, — прервал он мать.
Леди Радленд оторопела.
— Пошлости говорить не обязательно.
У Тернера в висках застучала кровь.
— В таком случае — прошу прощения.
— Я бы предпочла, чтобы ты все же надел ленту.
— А я бы предпочел не расстраивать тебя, — со вздохом сказал он, — но своего решения не изменю. Либо я буду здесь, в Лондоне, без черной ленты, либо в Нортамберленде… и тоже без нее. Как пожелаешь.
