Джулия Куинн - Ее тайный дневник
— Нет, мне это ни к чему. Мне стыдно за мое поведение, и я бы не хотел, чтобы моя семья об этом узнала. Но я и о тебе тоже думал.
— Я принимаю ваши извинения, — тихо сказала она.
Тернер шумно выдохнул.
— Сам не знаю, что на меня нашло. Это даже не страсть. Не пойму что… Но ты не виновата.
Девушка бросила на него выразительный взгляд, по которому нетрудно было догадаться, что она чувствует.
— О, черт… — с раздражением пробурчал он и отвернулся.
«Прекрасно, Тернер. Целуешь девушку, а потом говоришь ей, что сделал это безо всякого желания».
— Прости, Миранда. Я неудачно выразился. Я осел. Последнее время я просто не в себе.
— Может, вам следует написать книгу, — язвительно заметила она. — «Сто один способ оскорбить молодую леди». Осмелюсь предположить, что половину из этого числа вы уже освоили.
Тернер удрученно вздохнул. Признавать свою вину он явно не привык.
— Это вовсе не означает, что ты лишена привлекательности.
Миранда была потрясена не столько его словами, сколько тем, что она вынуждена сидеть и слушать его. Ведь он ставит в неловкое положение их обоих. Он должен замолчать!
Обида в ее глазах затронула в его сердце крошечный уголок, куда многие годы он никого не впускал. И это заставило его сказать ей все, чтобы она его поняла. Миранде девятнадцать. Ее опыт общения с мужчинами ограничен Уинстоном и им самим. И оба они до сих пор были в ее глазах кем-то вроде братьев. Бедная девочка должна быть ужасно смущена: Уинстон вдруг вообразил, что она Венера, королева Елизавета и Пресвятая Дева Мария в одном лице, а он, Тернер, набросился на нее с поцелуями. Не совсем обычный день в жизни юной деревенской мисс.
И вот она сидит с ним рядом. Спина прямая, подбородок высоко поднят. И не испытывает к нему ненависти. Могла бы, но ничего подобного в ее душе, по-видимому, нет.
— Ты должна меня выслушать, — сказал он, взяв ее руку в свою. — Ты привлекательная. Очень даже.
Он смотрел на лицо Миранды и думал о том, что впервые хорошенько ее разглядел. Ее не назовешь красивой в общепринятом смысле, но в этих больших карих глазах есть что-то подкупающее и обаятельное. У нее безупречно чистая кожа и аристократическая бледность, что выгодно контрастирует с темными, блестящими волосами. Тернер вдруг заметил, что они у нее густые и чуть-чуть вьются. И еще, по-видимому, очень мягкие. Он касался их вчера ночью, но почему-то не помнит, какие они на ощупь.
— Послушай… — произнесла Миранда, явно растерявшись.
Он, не отрываясь, смотрел на нее. Почему он не может отвести от нее глаз? Взгляд переместился на ее губы. Чувственный маленький рот. Полные губы, которые так приятно целовать.
— Тернер!..
— Я могу лишь повторить то, что сказал, — тихо произнес он.
— О чем ты?
— Что ты очень привлекательна. — Он покачал головой, словно стряхивал с себя чары, которыми она его околдовала. — Это неоспоримый факт.
Миранда вздохнула:
— Тернер, ну что вы повторяете одно и то же: «Привлекательна»? Чтобы пощадить мои чувства, лгать не обязательно. Тем самым вы принижаете мои умственные способности, а это еще более оскорбительно, чем любые честные слова о моей наружности.
Он смущенно улыбнулся:
— Да я вовсе не обманываю тебя.
Миранда нервно закусила нижнюю губу.
— В таком случае — спасибо.
— Я обычно делаю более тонкие комплименты.
Тернер хотел еще что-то прибавить, но передумал, подобрал поводья и улыбнулся.
— Ну что, трогаемся?
Они ехали молча. Миранда изредка бросала на него любопытные взгляды. На его невозмутимом лице ничего нельзя было прочесть. Тогда почему она в смятении? Ей это не нравилось. Он сказал, что не испытывал к ней никакого желания. Но зачем тогда поцеловал ее?
И вдруг у нее с языка сорвалось само собой:
— Почему вы меня поцеловали?
На секунду ей показалось, что Тернер задохнулся. Лошади замедлили ход, чувствуя, что рука возницы ослабла. Потрясенный, он смотрел на Миранду и не мог вымолвить ни слова.
Девушка, уяснив, что тот просто не знает, как ответить на ее вопрос, быстро произнесла:
— Считайте, что я ни о чем не спрашивала. Это не имеет никакого значения.
Но сожаления от своего вопроса она не испытывала. Что ей терять? Смеяться над ней он не станет, как и рассказывать небылицы по этому поводу. Да, ей сейчас не по себе, но это ничто по сравнению с той неловкостью, которую девушка испытала прошлой ночью.
— Я виноват, — вдруг произнес он. — Только я. А ты, к несчастью, оказалась рядом.
Миранда увидела боль в его голубых глазах и положила руку ему на рукав.
— Не надо ругать себя зато, что злились на Летицию.
— Она умерла, Миранда.
— Но это не означает, что она не вела себя неподобающим образом, пока была жива.
Тернер как-то странно на нее взглянул и…расхохотался:
— Ох, Миранда, иногда ты говоришь жуткие вещи. Да еще так высокопарно!
Та улыбнулась:
— А вот это я сочту за комплимент.
— Я бы не хотел ставить тебя в положение учительницы, воскресной школы.
— Боюсь, что я так и не овладела в полной мере христианской добродетелью.
— Неужели?
— До сих пор держу злобу на бедняжку Фиону Беннет.
— Это та самая…
— Та самая противная девочка, которая назвала меня уродиной на дне рождения Оливии и Уинстона — им тогда исполнилось одиннадцать.
— Господи, сколько же лет прошло с тех пор? Тебя лучше не сердить.
— Постарайтесь, пожалуйста.
— Моя дорогая девочка, могу предположить, что милосердие — не твое достоинство.
Удивительно, как с ним легко и просто, подумала Миранда. Тернеру удалось сделать ее почти счастливой за такой короткий промежуток времени.
— Только не говорите вашей маме — она совсем другого мнения обо мне.
— По сравнению с Оливией так оно и есть.
Миранда погрозила ему пальцем:
— Пожалуйста, ни одною плохого слова о вашей сестре. Я ее преданный друг.
— Как собака, если простишь мне это сравнение. Я в хорошем смысле.
— Я обожаю собак. Это очень милые существа. Вы меня нисколько не обидели.
И тут они наконец подъехали к дому Миранды.
Тернер помог ей сойти с экипажа. Посмотрев на сгущавшиеся тучи, он сказал:
— Надеюсь, ты не обидишься, если я не провожу тебя в дом?
— Конечно, нет, — ответила Миранда.
Она была самостоятельной и практичной девушкой. Будет глупо, если он промокнет из-за нее, дождь вот-вот начнется.
— Желаю успеха, — сказал Тернер и сел обратно в экипаж.
— В чем же?
— В лондонской жизни. И в том, чего сама пожелаешь.
