Барбара Картленд - Волшебные крылья
Получилось так, что и другие стороны характера Карла, в том числе его пылкая любовь к красивым женщинам и неуемная страсть к наслаждениям, которые он находил в их объятиях, вызывали у маркиза стремление соперничать с ним и в этом, так же как и во всем остальном.
Иногда маркиз с иронией думал о том, что и у него было не меньше таких замечательных женщин, как Барбара Кастлемейн, Нелли Гвинс и Луиза де Керуолл, которые были в жизни короля Карла.
Карл взял в жены чистую, невинную девушку, и не ее вина, что, к глубокому сожалению супругов, она не могла подарить ему наследника, которого он так жаждал.
И в отношении выбора невесты маркиз предпочитал следовать примеру короля, которому поклонялся.
Солнце клонилось к западу, и сверкающие краски закатного неба отражались в сотнях оконных стекол величественного дома, к которому он теперь подъезжал. Переливаясь всеми оттенками золота и багрянца, окна светились теплом, обещая домашний уют и покой. Маркизу почудилось, что окна обращаются к нему за любовью и защитой, и он в душе пообещал верой и правдой служить идеалам, за которые много веков сражались его предки и за которые всегда горой стоял Вент Роял.
Но вместе с этой мыслью пришла и другая. Он впервые так ясно осознал не только священную обязанность, но и надежду, которую вселил в него вид его родного дома. У него обязательно должен быть наследник. Это его долг перед этим славным домом и перед многими поколениями предков. Наследник, который будет продолжать его дело, который сможет вести дальше линию реформ и будет отстаивать современные идеи в парламенте, необходимые для процветания их великой нации.
Лишь немногие знали, какими прогрессивными были идеи маркиза, сколько он сделал для того, чтобы провести новые законы, касающиеся землевладения. Мало кто догадывался, что, несмотря на свою репутацию легкомысленного ловеласа, он занимался глубокими преобразованиями в своем собственном хозяйстве, кардинально изменил положение людей, работающих в доме и в его обширных поместьях.
Только личный секретарь маркиза был в курсе того, каким благородным и щедрым был маркиз, как много он помогал людям, постоянно обращающимся к нему за помощью и поддержкой.
И, глядя сейчас на родной дом, в котором жили многие поколения его предков, маркиз в первый раз признался себе, что пришла пора жениться.
«Мне уже скоро тридцать два, — подумал он с грустью. — Если я и дальше буду оттягивать с этим, то, когда подрастут мои дети, окажусь слишком стар и уже не смогу учить своих сыновей ездить верхом и охотиться, не смогу сопровождать своих дочерей на их первый бал».
Он криво усмехнулся, впервые подумав о себе как об отце семейства.
Ему пришло в голову, что семейная жизнь может оказаться довольно интересной, если не рассматривать ее только как неприятную необходимость. Во всяком случае, новые заботы, быть может, помогут ему отвлечься, и он не будет так быстро остывать от своих увлечений и отчаянно скучать в обществе женщины, которая еще совсем недавно казалась ему желанной.
Однако он понял и еще одно. Он расстался с Элоизой Батлет навсегда, и, если быть совершенно честным с самим собой, он больше никогда не желает встречаться с Надин Лидфорд.
Тиан был даже рад, что она отправилась в далекую Индию, но, к сожалению, она оставила ему память о себе в виде своей падчерицы.
«Сегодня! Она же приезжает сегодня!» — внезапно понял маркиз, ощутив легкое беспокойство.
Его безумно раздражало, что все было устроено в такой спешке. Он прекрасно понимал, что Надин действовала скоропалительно в собственных интересах, чтобы у него уже не было возможности отказаться от сомнительного удовольствия опекать взрослую девушку в отсутствие ее родителей.
В своем письме она даже не сочла нужным сообщить ему название школы, из которой та должна приехать, но выразила уверенность, что он обязательно встретит ее, так как ее падчерица сама доберется до Лондона и будет ожидать там его экипаж.
— Черт возьми! Надин слишком своевольна и настырна! — в ярости сказал самому себе маркиз, а затем неожиданно рассмеялся.
Он всегда по достоинству оценивал природную проницательность и практичность изворотливого ума Надин Лидфорд, которые всегда помогали ей добиваться желаемого. И он прекрасно знал, что под маской изящной нежной красавицы скрывается железная воля. И он уважал эту волю. Но сейчас она явно перестаралась.
Это был своего рода безжалостный диктат с ее стороны. И раз уж его не ввела в заблуждение ее хитрость, он должен был принять собственные меры.
«Если девушка окажется несносной занудой, — решил маркиз, — я посажу ее на пароход и отправлю в Мадрас. Поскольку девчонке, кажется, всего шестнадцать, — раздумывал он, — пройдет целый год, прежде чем возникнет вопрос о женитьбе, а это значит, что у меня в запасе еще уйма времени».
За этот год станет ясно, возможно ли осуществление идеи, поданной ему Надин, об образовании его будущей жены, или же это, как он и говорил ей, всего лишь несбыточная мечта.
Так или иначе, маркиз был уверен теперь, что сама затея в целом была просто нелепа, и если быть абсолютно честным, то ему очень хотелось использовать этот случай, чтобы проучить тех, кто слишком страстно и нетерпеливо жаждет надеть на него обручальное кольцо.
Ну а кроме того, у него совершенно не было никакого опыта общения с юными девицами. У некоторых из его близких родственников были дети, но он никак не мог вспомнить, сколько им было лет.
К тому же он был совершенно уверен, что никогда не видел среди них ни одной привлекательной девушки.
У маркиза было странное представление, что шестнадцатилетние девушки должны быть неуклюжи, как жеребята, застенчивы, не уверены в себе и, уж конечно, не могут связать и нескольких слов от неловкости.
«Боже, как только я смогу это вынести?» — мрачно думал он, вспоминая увлекательные словесные пикировки и состязания в остроумии, которые он так любил вести в Мальборо-хаузе и Сэндрингеме, где обычно проводил время двор принца Уэльского.
Воспоминания об увлекательных беседах за обеденным столом, о дамах в прелестных бальных платьях, со сверкающими диадемами на замысловато причесанных головках и бриллиантами на белоснежных шеях и тонких пальчиках вызвали в нем острую ностальгию.
Вместе с этими воспоминаниями ему на память пришла мысль о несравненной красоте принцессы Александры, ее классически правильных чертах, выразительных глазах, смотрящих на принца Уэльского с немым обожанием, несмотря на то, что его взгляд был направлен, как правило, совсем в другую сторону.
