Елена Романова - До любви две мили и один шаг (СИ)
— Расскажите мне о себе.
Странное чувство жгло изнутри. Я не привыкла краснеть и смущаться, но мой организм буквально взбунтовался, одарив и тем и другим.
— Что вы хотите знать? — я разглядывала картины на стене вместо того, чтобы глядеть ему в глаза. Это не недостаток воспитания, это… стыд?
— Абсолютно все, — услышала его строгий голос.
— Спрашивайте.
— Леди Блайт, — он расслабленно откинулся на спинку, — начнем с того, что произошло в саду у миссис Вебер.
Мама дорогая… Для чего ему упоминать этот чудовищный сад? У меня возникло стойкое ощущение, что кресло уходит под землю. Сказать, что произошла чудовищная ошибка? Но ведь это была ложь, а я не лицемерка.
— Все, что случилось в саду у миссис Вебер — сказочный сон, Мистер Остин.
— Вот как? Должно быть, этот сон больше не повториться.
— Бывает, что один и тот же сон снится несколько раз.
Он нахмурился, пытаясь понять, какой смысл кроется под этими аллегориями.
— Видимо, я должен извиниться перед вами.
— Только в том случае, если вы действительно сожалеете.
Он некоторое время молча смотрел на меня, затем сказал:
— Нет. Не сожалею.
— Тогда нам больше нечего вспоминать этот сад, мистер Остин.
Он изменил положение, сев удобнее и облокотившись на локоть, и я поняла, что вопросов у него много.
— Вы покинули Лондон из-за скандала?
— Да.
— Сколько вы замужем?
— Одиннадцать лет, — я смутно сознавала, что меня допрашивают.
— Вы были несчастливы?
— Какая разница? — я подняла голову, встретив его взгляд. Остин внимательно и сосредоточено меня слушал.
— Я хочу знать.
Слишком часто в его лексиконе встречалось: «Я хочу». Это говорило о его самоуверенности, и где-то на подсознании мне это безумно нравилось.
— Я была самой несчастной женщиной на земле, — сказала откровенно и немного насмешливо.
Остин оставался серьезен.
— У вас нет детей, — опять вместо вопроса констатация факта. Что-то болезненное кольнуло меня в сердце.
— Я не могу иметь детей. Большая трагедия для женщины.
Он задумчиво провел по губам.
— А ваш муж? Он любил вас?
— Думаю, нет…
— Думаете? Или все-таки нет?
Меня коробило и восхищало его упрямство и настойчивость, с которыми он задавал вопросы.
— Нет.
— Сколько у вас было любовников?
Я вскинула брови, крепко стиснув зубы. Какое он имеет право задавать подобные вопросы? Я постаралась уклониться:
— Что должна ответить вам женщина?
— Не знаю, хочу услышать от вас.
Опять его «хочу».
— Четверо.
— С ними вы были счастливы?
— Да, мистер Остин. Вполне.
— Но недостаточно. Что вас не устроило?
Я тяжело дышала — толи от возмущения, толи от желания сказать ему правду.
— Я никого из них не любила.
Испугавшись собственных слов, я еще раз взглянула на Остина. Что ж, я готова была увидеть презрительную усмешку на его холенном лице. Но ее не было.
— Это можно исправить…
Исправить? Как? Прочитать мне проповедь?
— Мистер Остин, — я тоже хочу вас кое о чем спросить.
— Я слушаю.
— Мисс Беркли. Все действительно так, как говорят?
Он усмехнулся, давая понять, что эта тема ему не интересна. Но ответить пришлось:
— Мисс Беркли хотела стать миссис Остин, не взирая ни на что.
— Вы могли этим воспользоваться. Уж простите за прямоту, но редкий мужчина устоял бы.
— Я не подлец, леди Блайт. Я отвез ее родителям, но нашлись люди, которые решили посудачить об этом.
— Какое благородство с вашей стороны, — я не сумела скрыть иронию. — Что ж, я слышала, что вы выставили ее вон, — на мою нахальную улыбку он ответил хмурым выражением лица, — а еще говорят, мистер Остин, что у вас превосходная репутация. Неужели не было ни одного романа?
— Это имеет для вас значение?
Я кивнула, едва сохраняя прежнюю частоту дыхания.
— Я любил только одну женщину, леди Блайт. Но эта история в прошлом.
Мне стоило огромных трудов, чтобы не ерзать в кресле. Что значит любил? Я спрашивала не об этом.
— И ни одного легкого увлечения?
— Легкие увлечения не стоят того, чтобы о них говорить.
Неужели я тоже лишь легкое увлечение, о котором ему не захочется говорить?
Пока я рассуждала, этот человек поднялся и прошагал за кресло, оказавшись у меня за спиной.
Позволю себе небольшое отступление. В Шорпшире все дамы носили греческий узел с редкими комбинациями. Сегодня я решила соблюсти местную традицию, тем более этот стиль прически прекрасно гармонировал с платьем. Итак, в моих волосах было множество шпилек, а узел был уложен с такой тщательностью, что потребовалась бы не дюжая сообразительность, чтоб его, наконец, распутать. К чему я это говорю? А к тому, что Остин запустил обе руку мне в волосы, слегка обхватив голову и массируя виски. Этот гуру наслаждения медленно, локон за локоном, освобождал каскад моих рыжих волос, заставляя миллионы электрических разрядов носиться вдоль позвоночника. Подушечки его пальцев иногда касались основания затылка, вынуждая затаить дыхание и почувствовать волны мурашек.
— Леди Блайт, — слегка хриплый голос ласкал слух, — что вас связывает с мистером Коуллом?
Я улыбнулась, довольно жмурясь.
— Мистер Коулл прекрасный мужчина…
— Он вам нравится? — в голосе толика ревности.
— Конечно, нравится. Как этот добрейший человек может не нравится?
Он некоторое время молчал.
— Нравится насколько?
Я тихо рассмеялась, задыхаясь от предвкушения чего-то большего, ибо он заставлял меня сгорать от нетерпения от простых прикосновений.
— А вы ревнивы, мистер Остин?
Он неожиданно склонился к моему уху, щекоча своим дыханием:
— Чертовски…
Его губы прикоснулись к мочке, заскользили по щеке. Я подскочила, оказываясь в его объятиях. Наши губы соединились, и через несколько мгновений, мы расположились в кресле — я сидела сверху. Платье, безобразной горой, теперь возлежало на полу, корсет занял почетное место неподалеку, мои шпильки блестели повсюду, а я в тонкой полупрозрачной сорочке и кружевных панталонах восседала на нем, широко раздвинув бедра. Потрясающе, если учесть, что дом Остина полон слуг, лишь немногие из которых побрезгали подглядеть за нами в замочную скважину.
Большей возбуждающей откровенности, чем смотреть ему глаза, когда его руки жарко ласкают томящуюся от напряжения грудь, вряд ли можно представить. Этот человек лишал меня воли.
