Анн Голон - Анжелика в Квебеке
— Узнав, что в базилике собора Квебекской Богоматери содержатся мощи святого Сатурнуса и святой Фелициты, я захотел добавить к этим сокровищам мощи святой Перепетуи, которая, как вы, несомненно, знаете, разделила ту же мученическую участь возле Карфагена на заре христианской эры.
Г-н де Фронтенак, может быть, и не знал этого, но он с почтением снял шляпу и перекрестился.
— Святые мощи! Епископ будет очень доволен. Он разместил более восьмидесяти рак со святыми мощами под плитами алтарей наших церквей. Наш город — это город святых.
Все выстроились в кортеж. Впереди шли Музыканты, за ними несли знамена.
Рака, окруженная иезуитами, охраняющими ее от уличной толпы, следовала за ними на плечах людей из экипажа.
Анжелика отказалась от портшеза, который ей так настойчиво предлагал Виль д'Аврэй. Куда приятнее было подниматься пешком, медленно продвигаясь к собору этим чудесным золотистым днем поздней осени. Солнце, еще высоко стоявшее в небе, дарило свое последнее тепло.
Улица, ведущая к вершине города, где располагался собор, была в начале очень узкой, и в связи с этим возникли некоторые затруднения церемониального характера: кто будет идти справа от губернатора — де Пейрак или де Бардане? Но господин де Фронтенак разрешил эту проблему на французский манер. Он принял галантное решение поставить справа от себя Анжелику, и вдвоем они возглавили процессию. Уже потом, когда улица стала несколько шире, слева от губернатора оказался господин де Бардане. Господина де Барданя приняли вначале за офицера из эскорта Жоффрея де Пейрака, ведь он не был никому известен, и никто не обращал на него внимания. Сам Жоффрей шел сразу вслед за губернатором, и его высокая фигура и величественный вид притягивали все взгляды и вызывали такой же восторг, как и красота Анжелики.
Шум оваций и приветствий сопровождали кортеж.
Вот наконец Анжелика и Жоффрей де Пейрак пересекли подъем, который вел от набережных Квебека к аристократическим кварталам города. Этот подъем был довольно крутым и каменистым, таким же, вероятно, как дорога в Рай, и подобно ей открывающим постепенно перспективы удивительной красоты.
***Наконец они достигли самой высокой точки подъема. Анжелика, слегка запыхавшись, пыталась охватить взглядом великолепную панораму города, красота которой все возрастала по мере подъема, подобно гимну, звучащему все новыми и новыми аккордами.
С выступа скалы, на котором они находились, река казалась огромным серебристым зеркалом. Небо и вода слились в оттенках розового и голубого, и вдали можно было различить корабли маленького флота де Пейрака, выстроившихся полукругом перед городом, подобно игрушкам на зеркале.
Они возобновили свой путь, и на одном из поворотов повстречались со священником, облаченным в белый стихарь поверх черной сутаны, с лиловой епитрахилью вокруг шеи. Его сопровождали два мальчика в деревянных башмаках, но также одетые в длинные черные сюртуки и белые стихари поверх них. Один из них нес колокольчик, другой — высокий серебряный крест, который он держал двумя руками. Их сопровождал дог.
Священник взирал на процессию с видом пророка, пришедшего напомнить заблудшему человечеству, что жизнь есть страдание и что служение Богу должно быть на первом месте.
Но присутствие собаки сводило на нет всю его скорбную торжественность. Как бы строго и гневно он ни смотрел, собака, сидя на своем хвосте, свесив язык и глядя на процессию весело и дружелюбно, придавала всей этой сцене нечто ребячливое и забавное. Стараясь не замечать Анжелику, священник обратился к губернатору с надменным видом:
— Разве сейчас время для торжественной мессы? Уже скоро вечерня, и вы останетесь ни с чем. Мы ждем вас уже целую вечность, в соборе израсходовали недельный запас ладана, и Монсеньер уже собирается возвращаться домой.
— Ах, аббат, неужели вы полагаете, что дипломатические проблемы можно так быстро решить? Особенно, когда вмешивается пушка… А вы-то что здесь делаете, в то время как должны бы быть среди певчих?
— Я послан, чтобы отнести миро и елей жертвам бомбардировки.
— Как! Эта нелепая канонада принесла жертвы? Что, есть и погибшие?
— Двое. Но их успели исповедать до того, как они испустили дух.
Господин де Фронтенак был в сильном замешательстве и снял шляпу, на этот раз чтобы озабоченно потереть лоб под париком.
— Черт побери! А что говорят их родственники, соседи?
— Это были два негодяя, — сухо заявил викарий. — Никому до них нет дела. Пользуясь отсутствием владельцев, они пытались ограбить дом господина де Кастель-Моржа после того, как в него угодил снаряд.
— Браво, — раздался в толпе голос Виль д'Аврэя. И военный губернатор, рассвирепев, попытался локтями проложить дорогу к нему.
— Но я покорнейше напоминаю вам, — продолжал священник, — что все давно ждут вас на паперти собора. Я прошу вас поторопиться, ваше опоздание недопустимо.
После этого гневного напоминания он приказал своим маленьким спутникам продолжать путь, что они и сделали, громко стуча башмаками и шагая впереди него. Один нес крест, стараясь держать его как можно выше, другой звенел колокольчиком. Большой пес замыкал их шествие с глубокомысленным видом.
Подъем продолжался. Теперь река была у них за спиной.
Подъем был уже менее крут, и дорога расширялась. Дома Верхнего города были просторные, окруженные красивыми садами. Некоторые из них были похожи на маленькие деревенские замки среди лугов и фруктовых деревьев. Они миновали кладбище, расположенное террасами на спуске к реке.
Мощный запах медвежьего сала и дыма донесся до них, когда они достигли перекрестка четырех улиц. Одновременно они увидели, как все обитатели маленького лагеря гуронов, расположившегося позади собора, женщины, дети, собаки поднялись им навстречу. Индейцы выскочили с радостными воплями, танцуя и хлопая в ладоши.
Процессия приближалась к собору, стоявшему на площади, образованной пересечением четырех улиц и имевшей вид звезды.
Собор находился в глубине площади, которая была окружена домами и деревьями и имела небольшой уклон, как и все расчищенные пространства в Квебеке. На паперти собора, очень просторной и далеко выступающей вперед широкими ступенями, находилось впечатляющее собрание священников в парадных облачениях.
Цвет одежды и количество кружев варьировались в зависимости от сана. Самые маленькие дети, поющие в хоре, были одеты в красные сутаны, те, что постарше, в черные. Помахивая кадильницами с ладаном и неся большие подсвечники с зажженными свечами, они окружали епископа, стоявшего на верхней ступени перед распахнутой дверью храма.
