Джулия Лонг - Ловушка страсти
— Честно отвечу на ваш вопрос, мисс Эверси: хотя наша разорванная помолвка стала темой для обсуждений в высшем свете, тем не менее следует принять во внимание, что подобный исход был поистине счастливым и для леди Абигейл, и для меня. Таким образом, наши сердца стали свободны, и теперь мы открыты для настоящей, счастливой любви.
«Вот вам, мисс Эверси!» Герцог был горд собой.
Полнейшая бессмыслица и вздор.
Правда, он упомянул слово «любовь», которое для женщин было все равно что блестящие побрякушки для сорок.
Женевьева ухватится за него. Ее голос снова станет мягким. Он найдет способ пробить ее защиту.
Мисс Эверси задумчиво вздохнула И медленно подняла голову. На гладком белом лбу появилась тонкая линия. Она хмурилась.
— Сердца? — задумчиво переспросила она.
Герцог рассмеялся.
На этот раз ему не удалось сдержаться. Когда она резко повернулась к нему, он сделал вид, будто закашлялся, но смех был искренним, и вызвала его Женевьева. Черт побери, в ее устах это звучало так, словно она сомневалась, есть ли у него сердце, но была готова потакать этому заблуждению.
Беда в том, что герцог в этом тоже сомневался. По крайней мере его сердце теперь было лишь сложным механизмом для снабжения организма кровью.
Женевьева снова замолчала. Она склонилась навстречу порывистому ветру, крепко придерживая руками шаль.
Или слишком замерзла, или ей так легче было бороться со все усиливающимся осенним ветром, хотелось побыстрее догнать своих друзей, брата и избавиться от герцога.
Надо положить конец этой прогулке: он чувствовал, что она согласилась пойти на нее после долгой внутренней борьбы.
Герцог словно видел перед собой пони, упорно шагающего сквозь вересковые пустоши. Господи, какое прозаическое сравнение, а ведь ему надо предвкушать мысль о скорой гибели Женевьевы, иначе он никогда не выполнит свою задачу.
Что ж, тогда пусть будет изящный пони.
— Миллисент, взгляни на ту белку! — впереди раздался крик Гарри.
— Чем вы любите заниматься, лорд Монкрифф? — слишком уж весело спросила мисс Эверси, когда молчание стало неуютным.
Жалкая попытка поддержать разговор. Герцог рассердился, что она опять потакает ему.
— Вообще-то я неравнодушен к шлюхам…
Ее голова резко дернулась, словно от порыва ветра. Глаза Женевьевы стали огромными, темно-синими, почти лиловыми. Ее челюсть отвисла, и нижняя губа задрожала от ужаса или…
— К… шлюхам?
Она выдавила слово с таким отвращением, словно только что вдохнула дым горькой сигары.
Герцог чуть отпрянул и тревожно расширил глаза.
— Прошу прощения, я хотел сказать— к лошадям. Честное слово, мисс Эверси, — пробормотал он. — Что вы теперь можете подумать обо мне? — Он печально покачал головой. — Лошади. Такие животные с копытами, на которых можно скакать, делать на них ставки, вспахивать поле, запрягать в фаэтон и мчаться на головокружительной скорости.
Они продолжали идти, а Женевьева все смотрела на него. Огромные глаза сузились, они словно сверлили герцога проницательным синим лучом.
— А со шлюхами всего этого делать нельзя? — мягко спросила она.
Очередь герцога вздрогнуть от неожиданности. Усилием воли он заставил себя закрыть рот.
И вновь он видел перед собой лишь аккуратный профиль Женевьевы. Но когда уголки ее бледных губ сжались, он заметил ямочку. И теперь он был уверен, что она с улыбкой вступила в борьбу с ним.
Его сердце забилось быстрее.
— Возможно, это азбучная истина, — покорно произнес он, — но вряд ли какая шлюха согласится быть запряженной в плуг.
И герцог с восхищением увидел, как Женевьева с улыбкой проиграла битву.
Сначала улыбка появилась лишь в уголках губ и через мгновение осветила все ее лицо, словно рассвет. Лицо девушки переменилось. Нет, скорее, оно в этот момент стало настоящим, озаренным внутренним светом.
У нее были ямочки на щеках, чуть заостренный подбородок, элегантные скулы. Лицо в форме сердечка, с мягкими очертаниями, очень живое. Она вея светилась дерзким озорством.
В этот миг перед герцогом стоял совсем другой человек. Пораженный, он смотрел на нее.
И вот улыбка исчезла, слишком быстро, как и положено рассвету, и Женевьева вновь замолчала.
И тут герцог понял нечто важное: что-то или кто-то заставил этот свет покинуть глаза Женевьевы Эверси. И до этой самой минуты он шел и разговаривал лишь с пустой оболочкой.
Поразительное открытие.
И возможно, очень полезное.
К ним уже направлялся Гарри в сопровождении Миллисент.
— Женевьева, тебе надо увидеть, как свет падает на развалины. Мне это напоминает Каналетто, которого мы все так любим!
Гарри и Миллисент посмотрели на герцога и вежливо улыбнулись. Он знал, что Каналетто был итальянским живописцем, но ему было все равно.
— Развалины впереди, — заверил его Гарри, а Миллисент живо кивнула.
Словно пройти небольшое расстояние для него немыслимый труд.
«Развалины впереди». Герцог раздумывал, не окажутся ли эти слова пророческими, когда они поднимались по склону холма.
В этот день он больше не разговаривал с Женевьевой Эверси наедине.
Глава 5
Герцог съел легкий ужин в своей комнате. Затем занялся письмами, касающимися его различных поместий, набросал краткие напоминания своим управляющим, банкиру, своему представителю в Роузмонте. Запечатал конверты — письма он отошлет с почтовой каретой.
Одно сообщение было срочным. Он быстро набросал на бумаге свою просьбу, присыпал песком, запечатал сургучом, приложил перстень и вызвал слугу.
— Если вы найдете кого-нибудь, кто бы быстро доставил это письмо в Роузмонт, я вас хорошо награжу.
Слуга не сомневался, что сумеет найти гонца.
Герцог рано появился на приеме, который Эверси устраивали перед балом. «Скромное», по словам Джейкоба Эверси, событие, где собрались местные аристократы и близкие друзья из Пеннироял-Грин, а также несколько друзей из ближайших деревень и из Лондона. Герцога приветствовал Джейкоб и представил всем гостям. С некоторыми из них он уже был знаком: соседи из Суссекса и члены клуба «Уайтс». Другие, особенно местные, были ему незнакомы. Герцог нечасто видел такие низкие поклоны и широко распахнутые глаза. Он был вежлив, хладнокровен, загадочен. Он был именно тем, кого они ожидали увидеть, — легендарным герцогом Фоконбриджем, и это крайне его забавляло.
По правде говоря, он не отводил глаз от лестницы, терпеливо, словно кошка у мышиной норы, ожидая появления Женевьевы Эверси.
Когда же она появилась, он еле ее узнал.
