Виктория Холт - Рожденная для славы
Леттис немедленно объявила, что не располагает средствами для выплаты долгов своего мужа. Я ответила на это, что дворцы полны драгоценной утвари, которую можно продать. Там множество произведений искусства, великолепные ковры, картины, кровати с балдахинами и так далее. Средств, вырученных от продажи всего этого добра, наверняка хватит, чтобы покрыть задолженность.
Представляю, как бесилась вдова! Не пошли ей впрок богатства, унаследованные от всемогущего фаворита. Она-то думала, что приберет к рукам все накопленные Лестером богатства. Так пусть знает, что богатством Лестер был обязан исключительно мне. Раз королева приказала расплатиться с кредиторами, выбора у Леттис нет.
Я одержала над волчицей победу, и это дало мне некоторое удовлетворение, но на душе легче не стало.
* * *Как бы упивалась я победой над испанской Армадой, если бы Роберт был рядом!
Вся страна ликовала, праздновала, веселилась. Главная церемония состоялась в соборе святого Павла, где проходило благодарственное богослужение. Во главе парадного кортежа я проехала через весь лондонский Сити. Меня сопровождали члены Тайного Совета, епископы, судьи, дворяне. Специально для этого дня изготовили триумфальную колесницу в виде трона, а балдахин над ней изображал корону. В колесницу были запряжены два белоснежных коня, а рядом твердо восседал в седле новый королевский шталмейстер Роберт Девере, граф Эссекс.
Поглядывая на этого красавца, я испытывала некоторое утешение. Конечно, ему было далеко до Роберта, но юный аристократ, несомненно, обладал шармом, и я начинала выделять его из прочих своих любимцев. К сожалению, этому юноше не хватало учтивости и воспитания, пожалуй, ни один из моих придворных не вел себя столь бесцеремонно. Эссекс не давал себе труда выбирать выражения, даже когда разговаривал с королевой. Но зато я знала, что он меня боготворит. Это читалось в его взглядах, жестах. Поскольку молодой человек совершенно не умел притворяться, я могла не сомневаться в его искренности. Про других я всегда знала, что они заботятся лишь о своей карьере, но Эссекс обожал самое меня. Прикидываться ради выгоды он не стал бы. Думаю, по-своему он был даже в меня влюблен. Конечно, нелепо зеленому юнцу влюбляться в пожилую женщину, но ведь то была не совсем обычная любовь, она не имела ничего общего с плотской страстью, скорее можно было говорить о восторженном поклонении. Возможно, Эссекс был пленен моим саном или моими душевными качествами, но временами мне казалось, что не меньший восторг вызывает у него и Елизавета-женщина. Мои так называемые «красавчики» — Рэли, Хенидж, Оксфорд — изображали из себя пылких влюбленных. Некоторые и в самом деле были влюблены — например, Хаттон. Всю свою жизнь он оставался холостяком. В отличие от Роберта он не мог надеяться стать моим супругом, но любовь его была так сильна, что Хаттон предпочел не обзаводиться семьей. Когда я поняла это, прониклась к нему еще большей симпатией. Милый Хаттон! Что касается «умников» Берли, Уолсингэма и других — для них я была обожаемой монархиней, и они служили мне верой и правдой. Эссекс же не попадал ни в одну из этих категорий. Я чувствовала, что вызываю в нем романтический трепет, и это было моей единственной отрадой в тяжелый период после смерти Роберта.
Вот почему я взирала на своего нового шталмейстера с особым удовольствием. Он был чудо как хорош: густые каштановые волосы, огромные горящие глаза. Правда, меня немного раздражало, что он так похож на свою мать, и все же я не жалела, что моим новым фаворитом стал сын Леттис.
Мы проехали через Темплские ворота, где меня встретила депутация горожан, возглавляемая лордом-мэром и олдерменами. Они вручили мне ключи от города и скипетр.
Отсюда до собора святого Павла дома были сплошь разукрашены дорогими тканями, повсюду толпились мои добрые лондонцы. Когда я вошла в храм, хор запел торжественную литанию, а затем епископ Солсбери произнес проповедь на тему «Ты дунул ветрами, и они рассеялись».
Дело не только в ветрах, думала я. Победой мы обязаны главным образом моим доблестным морякам, а ветры лишь докончили начатое. Из-за ветров мы лишились богатой добычи, которая с лихвой могла бы покрыть издержки на строительство флота.
После богослужения я отправилась по нарядным улицам к дворцу епископа Лондонского. Толпа восторженно гудела, и я, страдающая от горькой утраты, могла утешиться сознанием того, что мой народ по-прежнему меня любит.
Для Англии настал час торжества, но я не могла радоваться, ибо со мной не было Роберта.
Я пыталась перестать думать о нем, убеждала себя, что великая победа — достойная компенсация за утрату. Мы избавились от угрозы, долгие годы висевшей над страной, испанцы потерпели сокрушительное, позорное поражение. Вновь собрать такую эскадру им не удастся. Народ меня боготворил, буквально молился на меня. Не думаю, что когда-либо король или королева пользовались такой народной любовью, как я.
Несколько дней спустя у меня появилась возможность в этом убедиться. Был декабрьский вечер, я возвращалась к себе во дворец после заседания Тайного Совета.
Со всех сторон сбегался народ, чтобы хоть краешком глаза взглянуть на королеву. У ворот дворца уже собралась целая толпа.
Люди восторженно зашумели, кто-то крикнул:
— Боже, храни королеву!
Я велела остановить карету и громко сказала:
— Благослови вас Господь, добрые люди.
Гул перешел в восторженный рев:
— Боже, храни королеву!
Я была растрогана. Стоило мне поднять руку, и немедленно наступила тишина.
— Мои дорогие подданные, — сказала я. — Может быть, у вас когда-нибудь будет более великий государь, но ни один король не будет любить вас больше, чем я.
Люди окружили карету со всех сторон. Я улыбалась, махала им рукой, и они видели, что я взволнована не меньше. У многих по лицу текли слезы, и я знала: эти люди готовы отдать за меня свою жизнь.
Это событие укрепило мой дух. Да, после смерти Роберта жизнь для меня лишилась радости, но нужно было держаться. Я должна благодарить судьбу за то, что после тридцати лет правления все еще пользуюсь поддержкой народа.
Забавно, что испанцы попытались сделать вид, будто одержали над нами великую победу. Похоже, Филипп правил королевством сплошных болванов. Неужто подданным испанского короля неизвестно, что они потеряли свою Непобедимую армаду?
Мне принесли памфлет, который испанцы распространили по всей Европе. Мои придворные читали его и потешались. Книжица и в самом деле была презабавная. Ее автором якобы являлся очевидец великой баталии. Памфлет назывался «Реляция и советы его величеству от моряков победоносного флота, с помощью коего адмирал герцог Медина завоевал Англию».