Розанна Битнер - Нежное предательство
– Вдова Дэвида? Твой брат убит?
Ли водил пальцем по ее ладони.
– Да. Думаю, мало найдется людей, кто не потерял близких во время войны.
– Мне очень жаль, Ли.
Он вздохнул и наконец выпустил ее руку.
– Кстати, вдова Дэвида, встретила очень хорошего человека и сейчас снова замужем. – Он откинулся на спинку стула. – Ты не против если я закурю?
– Нет, – она наблюдала молча, как он достал тонкую сигару из кармана рубашки, снял с лампы стекло, прикурил, затем снова накрыл лампу стеклом. Хотя Ли очень похудел, он все равно остался сильным и крепким, тело было по-прежнему мускулистым. На щеках прорезались глубокие морщины, это было лицо человека, который много видел ужасов, многое сам пережил. Прежде, чем продолжить рассказ, Ли глубоко затянулся.
– Мне потребовалось много времени, чтобы научиться ходить, чтобы ко мне вернулись прежние силы и появилась возможность отправиться в Канзас, – он наклонился, поставив локти на колени. – Желание встретиться с тобой придавало мне силы, Одри. Я знал, что непременно должен найти тебя. Когда я приехал в Канзас, оставалось только задавать вопросы. В форте Рили я узнал, что комендант знает тебя, – он засмеялся. – Как только он объявил название вашего поселения, я сразу понял, что белой женщиной, которая помогла неграм выстроить его, могла быть только моя Одри.
«Моя Одри», – он сказал эту фразу так естественно, будто они расстались только вчера. Должно быть, Ли до сих пор считает, что она принадлежит ему? Может быть, так оно и есть? Вероятно она не переставала принадлежать ему все долгие семь лет с тех пор, как впервые встретила его.
– Мне очень жаль, Ли, что тебе пришлось столько пережить. Это было ужасно… для нас обоих, но сейчас все по-другому… не так ли? Прошлое невозможно вернуть. Может быть, ты зря разыскивал меня?
Ли посмотрел в глаза Одри, он не верил ее словам. Он может головой ручаться, что Тусси хорошо знает сестру. Лучше, чем кто-либо другой. А Тусси считала, что Одри все еще любит его. Неужели в ней снова взыграла ее южная гордость? Она не хотела признаваться, что испытывает какие-либо другие чувства, кроме дружеских? Есть ли смысл пытаться изменить что-либо? А когда он расскажет ей правду о смерти Джоя, его признание, наверное, разрушит их отношения вообще. Хотелось признаться, что он все еще любит ее, но такое высказывание, вероятно, прозвучит не к месту.
– Я должен был приехать. Не мог допустить, что все у нас закончится Батон-Ружем, Одри. Я не мог забыть о войне, она у меня в сердце. Я должен был увидеть тебя, убедиться, что с тобой все в порядке. Должен был сделать это. Должен убедиться, что мы хотя бы остались друзьями, что ты не считаешь меня врагом. Не хочется, чтобы ты страдала, но когда у человека есть собственные убеждения, он должен защищать и отстаивать их. Я не в силах был остановить того, что происходило в Батон-Руже и в других городах. Если бы я обладал властью и мог, то непременно сделал бы это. И если бы я мог остаться тогда и помочь тебе, то остался бы и помог, даже если бы ты возражала. Однако тогда я получил приказ срочно покинуть город, я не имел права ослушаться приказа.
– Я знаю. И понимаю, – она ладонью прикрыла себе грудь. – Человек так сильно страдает… а затем он или она понимают… что виноватых нет. Многое происходит независимо от нас, а нам остается только… жить и бороться с бедами. Никогда не думала, что у меня хватит сил и мужества пережить столько горя и бед… Или что когда-нибудь смогу полюбить негров так, как люблю их сейчас. Они были добры ко мне. Многие годы я считала их ниже себя по происхождению… А они спасли мне жизнь и… приютили меня, полюбили меня всем сердцем. В каком-то смысле война сделала меня мудрее, Ли. Я стала понимать, что в жизни действительно важно. Друзья и вера… вот что самое важное. – Он снова взял ее за руку. – Все эти годы я убеждала себя, что должна тебя ненавидеть. Но увидев тебя снова, поняла, что ты тоже страдал. И в наших страданиях некого винить. Во всем виновата война… Должна признаться, что не считаю тебя виноватым, Ли, Тебе много пришлось испытать, пока ты искал меня. Значит, мы все еще хорошие друзья, даже если ничего другого не осталось. Я очень рада, что ты приехал. Думаю, ты прав. Войну нельзя было бы считать законченной, если бы мы не увидели друг друга и снова не поговорили.
Он рассматривал ее руки, пораженный, какими они стали темными, шершавыми, вокруг ногтей в морщинки и трещинки въелась земля, ведь Одри работала в поле. Натруженные руки этой женщины не были похожи на руки Одри Бреннен. Но казались ему более прекрасными, потому что их обладательница – великодушная и мужественная женщина. Самопожертвование, на которое она оказалась способна, в стремлении помочь другим, вызывало искреннее уважение. Если бы он каким-то образом сумел оживить их любовь, то женился бы и увез ее отсюда. Он сделал бы все, чтобы вернуть ей жизнь, для которой Одри была рождена. Нашел бы специалистов, чтобы ей помогли восстановить голос. Эта женщина должна носить бриллианты* ее кожа должна быть мягкой и белой, а волосы уложены в красивую прическу. Она должна танцевать на балах, ходить в театры. Она должна стать миссис Ли Джеффриз, женой преуспевающего адвоката. Какая прекрасная мечта.
Он снова затянулся сигарой, оглядел комнату в поисках пепельницы. Одри улыбнулась.
– Это… моя комната. Тусси и Элиа спят наверху. Я еще не научилась курить трубку или… сигары.
Ли рассмеялся, изумившись, что ей удается сохранять чувство юмора, несмотря на все случившееся. Действительно, он видит перед собой другую Одри, более мужественную, чем мог ранее представить.
– Возьми жестяную кружку на столе, – предложила она, указывая на стол, где стояла лампа.
Ли потянулся, положил сигару в кружку повернулся к Одри и наклонился поближе.
– Расскажи мне о бандитах. Ты сильно пострадала?
Она пошевелилась и поморщилась от боли.
– У меня сломаны ребра. Тот бандит, который напал на меня… ударил меня об угол стола. Мне больно… двигаться и дышать.
Как ему нравится ее южный говор, но это уже не звонкий, музыкальный голос, когда-то богатой и избалованной Одри Бреннен.
– Тусси сказала, что ты здорово избила его. Она закрыла глаза.
– Я совсем не радуюсь такому исходу дела… но тогда у меня не было выбора… Ружье дало осечку, я почти не помню, как все произошло. Элиа удалось отнять у меня этого человека, я схватила отцовское ружье и начала бить бандита. Была вне себя. Так разъярилась, что ничего не соображала. Даже не помню сейчас его лица, – на глазах Одри снова выступили слезы. – Я помнила совсем другое: Марча Фредерика, Бреннен-Мэнор… потерю голоса, тетю Джанин, Батон-Руж и все остальное… особенно, потерю Джоя. Думала о Джое и мне хотелось убить кого-нибудь. Представилось вдруг, что этот бандит убил его… Я не могла остановиться.
