Кэтлин Уинзор - Навеки твоя Эмбер. Том 2
День стоял жаркий, солнце выглянуло после дождливого летнего утра, и Эмбер опустила окошко коляски. По дороге Эмбер остановилась у Чарин-Кросс, где Стрэнд соединяется с Пэлл-Мэлл, и, высунув голову из окна, стала искать глазами Брюса. Кругом было множество детей и животных, нищих и уличных торговцев, покупателей и просто прохожих, место шумное и оживленное и, как все для Эмбер в Лондоне, возбуждающее.
Она сразу увидела его. Брюс стоял в нескольких футах спиной к ней и покупал корзинку первых спелых вишен у старухи-садовницы, а в это время маленький грязный бродяжка тянул его за рукав, выпрашивая пенни. Брюс никогда не относился к маскарадным переодеваниям с таким интересом, как Эмбер, но надевал хорошо сшитый малоприметный костюм: зеленые бриджи с подвязками у колен, красивый плащ до колен, на голове – треуголка. И костюм и шляпа были сделаны по последней моде.
При виде Брюса Эмбер мгновенно перестала хмуриться, наклонилась вперед и закричала:
– Эй, сюда!
Полдюжины мужчин обернулись, заулыбались ей и начали спрашивать – не его ли она зовет. Эмбер состроила им насмешливую гримасу. Брюс обернулся, заплатил садовнице, бросил монетку нищему и, сказав вознице, куда ехать, забрался в коляску. Он передал Эмбер корзину с вишнями. Коляска дернулась, и они покатили. Он быстро и восхищенно оглядел Эмбер с головы до хрупких изящных щиколоток, элегантно положенных крест-накрест.
– Ты выглядишь в точности, как та деревенская девица, которую я встретил однажды.
– В самом деле? – Эмбер стало тепло от его улыбки. Она начала есть вишни, горсть протянула ему. – Ведь прошло десять лет, Брюс, с того дня в Мэригрин. В это трудно поверить, правда?
– А мне кажется, что прошло гораздо больше лет.
– Почему? – У нее неожиданно округлились глаза, она повернулась к нему: – Разве я постарела больше, чем на десять лет?
– Ну конечно же нет, дорогая. Сколько тебе, двадцать шесть?
– Да. Я и выгляжу на свой возраст? – Было даже что-то трогательное в ее настойчивости.
– Двадцать шесть! – засмеялся он. – Боже, какой чудный возраст! А ты знаешь, сколько лет мне? Тридцать девять… И, представь себе, я хожу по улице без трости!
Эмбер выбирала вишню.
– Ну, у мужчин все по-другому.
– Только потому, что так думают женщины.
Но Эмбер предпочитала говорить о чем-нибудь более приятном.
– Надеюсь, мы поедим где-нибудь. Я сегодня не обедала – примеряла платье у мадам Рувьер, я собираюсь надеть его в день рождения ее величества. – При дворе по таким случаям было принято одеваться особо торжественно. – О, подожди, ты еще увидишь его! – Она закатила глаза, изображая, как он, словно громом пораженный, упадет, увидев ее новый наряд.
– Не говори мне о платье, я и так знаю, – улыбнулся он. – Прозрачное от талии до полу.
– Ах ты, негодяй и насмешник! Вовсе нет! Очень даже скромное, скромнее, чем у Коринны, уверяю тебя.
Но, как всегда, она тотчас поняла, что сделала ошибку, упомянув его жену. Лицо Брюса помрачнело, улыбка погасла, и дальше они ехали молча.
Пока они тряслись в этой наемной коляске без рессор, Эмбер размышляла, о чем думает Брюс, и вся обида на него вновь охватила ее. Но, бросив взгляд, Эмбер увидела его красивый профиль, заметила, как играют желваки под гладкой смуглой кожей, и ей неудержимо захотелось прикоснуться к нему, сказать, как глубоко, как безнадежно любит его и будет любить вечно. В этот момент коляска въехала во двор жилого дома, остановилась, Брюс быстро вышел и подал ей руку.
Курицы с кудахтаньем бросились врассыпную, ища убежища от лошадиных копыт, из-под колес метнулась кошка. Яркие солнечные пятна лежали на вымощенном кирпичом дворе, хотя еще чувствовался запах недавнего дождя; в цветочных горшках вдоль стен появились зеленые листья и красивые бутоны.
На веревках, протянутых поперек двора, и на перилах балконов сохло свежевыстиранное белье: простыни, рубашки, полотенца и женские нижние юбки. На солнцепеке сидел мальчик и гладил собаку, напевая про себя бесконечную песенку. Он удивленно поднял глаза, но не сдвинулся с места, когда рядом с ним, буквально в нескольких футах, остановилась коляска.
Эмбер вложила ладонь в руку Брюса и соскочила на землю. Она сняла шляпу, чтобы ощутить солнце на волосах, улыбнулась мальчику и спросила его, не хочет ли он вишен. Мальчик мгновенно вскочил на ноги. Взяв пригоршню ягод, Эмбер отдала мальчику все остальное вместе с корзиной. Расплатившись с возницей, Брюс и Эмбер стали подниматься в свои апартаменты, Эмбер жевала ягоды и выплевывала на ходу косточки.
Он заказал обед в комнату, и, когда они вошли, официанты уже заканчивали сервировку стола. Скатерть была из тяжелой дамасской ткани, столовые приборы из серебра. Стол стоял у камина и освещался большим канделябром из семи свечей, центр стола украшал серебряный итальянский поднос. К обеду подали клубнику под густым слоем сметаны, хрустящего жареного карпа, пойманного утром в реке, горячие булочки с тмином и торт из желе – восхитительное произведение кондитерского искусства с запеченными яблоками в центре и залитое сверху яблочным желе. И под конец – дымящийся черный кофе.
– О! – восхищенно ахнула Эмбер, забыв на мгновение, что они чуть не поссорились. – Мои любимые блюда. – Она радостно повернулась к Брюсу и поцеловала его. – Ты всегда помнишь, что я люблю, дорогой!
Верно, он все помнил. Время от времени он привозил ей неожиданные подарки, некоторые очень ценные, другие – просто забавные. Если вещь была красивой или редкой, если она напоминала ему об Эмбер или если она могла вызвать ее смех – он неизменно приобретал ее: будь то отрез зелено-золотистой сверкающей ткани, сказочное драгоценное украшение, смешная обезьянка.
Эмбер распустила шнуровку корсажа, чтобы чувствовать себя удобнее, и они начали обедать. Ее дурное настроение улетучилось. Они много болтали и смеялись, получая истинное наслаждение от вкусной пищи, они упивались обществом друг друга, счастливые и довольные.
Они пришли в дом в начале третьего, и впереди, казалось, было еще много времени. Но солнце переместилось от стола, за которым они сидели, прошло по спальне, побыло на кресле у окна и наконец совсем покинуло комнату. Стало прохладно и сумеречно, хотя еще не совсем темно, и свечи зажигать было рано. Эмбер встала с кровати, где между ней и Брюсом лежала горка орехов, и подошла к окну.
Она была босиком и в одном халате. Брюс в простых бриджах и рубашке с открытым воротом лежал, опираясь на локоть, и колол орехи, глядя на Эмбер.
Она чуть высунулась наружу и смотрела на деловую жизнь реки, где сновали груженые лодки и баржи, еще освещенные солнцем, придававшим воде цвет красной меди. Внизу, во дворе двое мужчин разговаривали, и, когда мимо прошла рыжекудрая девушка с ведрами воды, они, как по команде, повернули головы в ее сторону. В воздухе ощущалась некая утомленность, покой, как бывает, когда день начинает клониться к вечеру и все живое замедляет свой бег. У Эмбер запершило в горле, глаза стали влажными от слез. Она повернула голову и взглянула на Брюса:
