Джинн Калогридис - Алая графиня
Я решила, что ключ к шифру Маттео нашелся спустя столько лет не просто так. Вовсе не случайность, что я до сих пор хранила дневник и мне хватило мозгов, чтобы расшифровать его. Вот теперь я понимала, какие две судьбы обещали мне карты.
Я могу сидеть сложа руки и погибнуть вместе с Катериной, когда неутомимые пушки Борджа пробьют брешь в стенах Равальдино.
Есть и другой вариант: пожертвовать собой, прийти прямо к Чезаре, угостить этого типа ядом его папаши и восстановить справедливость. Неважно, что меня наверняка схватят и убьют, зато Катерина будет спасена, а Маттео наконец-то отомщен.
План у меня был простой. Я полагалась на счастливый случай, надеялась, что ангел защитит меня, пока я буду добираться до Чезаре. Я отправлюсь в Форли шестого января, в Богоявление, праздник, который французы и флорентийцы почитают особо и отмечают обильными возлияниями. К вечеру этого дня Борджа со своими солдатами будет пьян и, как я надеялась, крепко заснет, потому что с утра ему предстоит продолжать войну.
Катерина часто наблюдала, как Чезаре приходил к своим пушкарям и возвращался восвояси. Он явно поселился во дворце Луффо Нумаи. Тот изображал гостеприимного хозяина, как и перед Катериной с Джироламо, когда они только приехали в Форли.
Я ни словом не обмолвилась Катерине о своих намерениях. Когда утром второго января боевые действия возобновились, она отправилась на стену к артиллеристам, а я провела день, готовясь к побегу.
После смерти сера Джованни я перенесла все его вещи в гостевые комнаты на нижнем этаже Парадиза, где он останавливался в свой первый приезд. Одежда покойного хранилась в сундуке, стоявшем у самой дальней стенки чулана, чтобы больше не попадаться на глаза Катерине. Она действительно никогда не заходила в гостевые покои, потому что они напоминали ей о первых днях знакомства с Джованни. В чулане я нашла шерстяную тунику, зимний плащ, рейтузы, ремень, широкополую мужскую шляпу — все черное, кроме ремня, — и отложила для себя.
Я знала, что Катерина держит под подушкой стилет в ножнах, унесла его и свои зимние ботинки для верховой езды в бывшие покои сера Джованни и положила рядом со стопкой одежды.
Вечером Катерина вернулась и отправилась спать сразу после ужина. Она заснула так крепко, что никакие силы в мире не смогли бы ее разбудить.
Так повторялось три вечера подряд. Я каждый день упражнялась в проведении ритуалов и собирала разные мелочи, необходимые для исполнения миссии: шарф, чтобы прикрыть лицо, матерчатые перчатки и ключ от тайного хода — то и другое я засунула в карманы плаща, — черный мешочек с сухим серо-коричневым порошком.
На четвертый день был праздник Богоявления, и мы отдыхали. Катерина с крепостной стены наблюдала, как крестьяне собираются поглазеть на процессию, устроенную военными капелланами французов. Было ужасно холодно, улицы Форли скоро опустели, так же как и парапеты Равальдино. Выслушав мессу в военной часовне, Катерина рано отправилась в комнату да Кремона, чтобы выспаться. Я опасалась, что она проснется после заката, но наступили сумерки, а госпожа даже не шелохнулась.
Я взглянула на нее, жалея, что не могу как следует попрощаться, опустила в карман гадальные карты матери и вышла в крохотный кабинет, чтобы забрать описания ритуалов. Я подняла крышку конторки, постояла немного, вынула листы с ритуалами, чистую бумагу и написала на ней:
Не ищи меня. Просто знай, что я счастлива.
Я оставила записку на конторке, сунула бумаги под мышку, взяла лампу и отправилась в Парадиз.
В бывших покоях сера Джованни было темно, пусто и холодно, ставни оказались закрыты, и никто с самого начала осады не разводил здесь огня. Пока я шла к чулану, голые полы и стены в свете лампы показались мне особенно омерзительными.
Я поставила лампу на пол, свет залил чулан, озарив стопку мужской одежды рядом с дверью. Лучше переодеться здесь, не опасаясь, что какой-нибудь солдат случайно заметит свет, пробивающийся сквозь ставни давно заброшенной комнаты. Я спешно разделась, натянула слишком длинные мне рейтузы сера Джованни и тунику, перехватила то и другое ремнем с подвешенным к нему стилетом, влезла в собственные ботинки, обмотала шею шерстяным шарфом, нахлобучила шляпу и закуталась в плащ.
Я положила колоду посреди чулана, вынула потертый лист пергамента, на котором был записан порядок призыва ангела, и развернулась лицом на восток, в сторону Форли. Я вспомнила, с каким благоговейным трепетом совершали обряд Маттео и Лука, и обошла комнату, сначала рисуя пятиконечные звезды, а затем гексаграмму.
После чего я вспомнила, что не приняла коричневого порошка из мешочка. Ангел без него не появится, а я не могу рисковать, пускаясь в такое предприятие без божественного покровительства.
Фичино писал, что половины маленькой ложечки будет достаточно. Вспомнив первый опыт применения волшебного порошка, я раскрыла мешочек прямо над сброшенным платьем и старательно отмерила необходимое количество. Если я собираюсь действовать, то мне придется перебороть слабость и спутанность сознания, вызываемые снадобьем.
Я посмотрела на щепотку порошка в ладони, подумала о долгом спуске в шахте и высыпала треть на пол. Остальное я слизнула с ладони и несколько секунд давилась, стараясь проглотить.
Только после этого я начала произносить варварские имена. Бессмысленные слоги приобретали какую-то тревожную, болезненную значимость. Ведь эта возможность встретиться с ангелом была для меня последней. Я не сомневалась в том, что погибну, и твердо вознамерилась узнать, в чем смысл моей жизни и смерти брата.
На произнесение заклинаний ушло несколько минут, под конец я склонила голову и прошептала:
— Прошу, направь меня. Я хочу понять и не стану больше спрашивать.
Я ждала, что стены исчезнут и появится ангел, как это было много лет назад, но ничего подобного не случилось. Пламя лампы потрескивало в тишине, мое платье, отброшенное, словно прошлое, лежало у ног рядом с картами матери.
В моем сознании всплыла фраза: «Ключ к твоему прошлому откроет и будущее». Так сказал мне ангел двадцать лет назад.
«Возьми карты». Это слова ангела или мои собственные мысли?
Я подняла с пола колоду, закрыла глаза и перетасовала карты, старательно ощупывая кончиками пальцев, пока не почувствовала одну, предназначенную для меня. Я вытянула ее, открыла глаза, бросила оставшиеся на пол.
В моих руках оказалась девятка мечей. Глядя на нее, я вспоминала, какой предстала передо мной эта карта, когда я находилась под воздействием порошка. С кончика каждого золотого меча тогда стекали алые слезы.
