Луиза Мишель - Нищета. Часть первая
Пролог начинался. Гектор должен был играть роль непримиримого роялиста, а Бланш альтруистки. Это слово было для нее новым. Девис-Рот объяснил ей, что альтруизм — это любовь к ближнему, но не на евангельской основе. М-ль де Мериа должна была притвориться, будто, сама того, не подозревая, исповедует социализм, и мало-помалу обнаружить скрытую в ее душе любовь к обездоленным. Она, видите ли, сама страдала и, живя у Руссеранов, насмотрелась на тяжелую жизнь рабочих. Ее будто бы приводила в негодование капиталистическая эксплуатация. После долгих раздумий ее якобы осенило, что богатству можно дать лучшее применение…
Николя, пробравшийся в отель «Клермон», уже познакомился с богачом и получил о нем весьма важные сведения. Сыщику положительно не было цены… Он знал как свои пять пальцев все социалистические теории и умел превосходно пользоваться этим. Его познакомили с м-ль де Мериа, они обо всем договорились и тщательно продумали спектакль, который предстояло разыграть на следующее утро. Николя ручался за успех, лишь бы Бланш пригласили к завтраку в отель «Клермон».
Сен-Сирг сердечно встретил свою молодую родственницу и осведомился о ее здоровье; поощряя ее к откровенности, сам он оставался весьма сдержан. Бланш никак не могла определить, удалось ли ей произвести должное впечатление на непроницаемого старика. Он сыпал шутками и, казалось, был готов высмеять все ее переживания, хотя она исполняла свою роль с большим искусством и выразительностью.
С первой же минуты знакомства с миллионером Бланш убедилась, что он лишен обычной для стариков слабой струнки. Все ее чары — а она хорошо знала им цену — оказывались бессильны. Тень Валентины де Бергонн, витавшая в душе старика, делала его неуязвимым.
Мадемуазель де Мериа была вообще высокого мнения о своей красоте, но на этот раз впервые пожалела, что она брюнетка, а не блондинка. Надо было по крайней мере выказывать такие чувства, чтобы походить на идеал, запечатленный в сердце Сен-Сирга.
Нужно было попробовать воскресить образ маркизы, но без ее недостатков…
После двух бессонных ночей Бланш выглядела бледной и усталой и без труда притворилась больною. Смущенная одним из каверзных вопросов старика, она решила сделать вид, будто ей дурно.
— Вам нездоровится? — спросил Сен-Сирг.
— Нет, я просто немного утомлена. Я слишком увлеклась своей статьей о воспитании.
Богач был приятно удивлен.
— Это только наблюдения над моей ученицей, — небрежно добавила м-ль Мериа. — Правда, на этой основе мне удалось сделать некоторые обобщения; но, в сущности, это только частный случай.
— А именно? Любопытно знать.
— Валери Руссеран — единственная дочь чрезвычайно богатого предпринимателя.
— Ну и что же?
— И я всячески стараюсь пробудить в ней человеколюбие, справедливость. Ведь их следовало бы иметь всем богачам!
На лице Сен-Сирга отразилось радостное изумление. Но то была лишь мгновенная вспышка, ускользнувшая от внимания Бланш. Она приложила платок ко лбу.
— Вам нехорошо, дитя мое? — осведомился старик.
— Нет, ничего…
— Но вы плохо выглядите.
— Не обращайте внимания, это пустяки. Просто я вышла из дому натощак и чуточку проголодалась.
— Не желаете ли позавтракать со мною?
— Охотно. Как видите, я не церемонюсь.
— Вот и прекрасно! Я велю подать сюда.
— Не стоит, здесь все загромождено бумагами, негде даже поставить прибор.
— А вы не побрезгуете откушать за общим столом?
— Нисколько. Мне нравится быть на короткой ноге со своими ближними: это дает возможность понять их, полюбить и время от времени приносить им пользу.
— Вы — настоящий философ.
— О нет, я — просто добрая девушка, безо всяких претензий. Мне пришлось самой немало пережить; это научило меня сочувствовать людским невзгодам, угадывать их. Если, по-вашему, это значит — быть философом…
— Разделяет ли брат хоть на йоту ваши взгляды?
— Нет, у нас совершенно различные воззрения.
— Вот как?
— Да, хотя и одинаковая цель.
— А именно?
— Гектор считает, что лишь монархия может обеспечить нашей стране мир и счастье. Он роялист.
— А вы?
— Дорогой кузен, вы можете смеяться надо мною, ведь вы над всем смеетесь! Но, даже если вы осыплете меня градом насмешек, все равно признаюсь вам, что я — республиканка.
Сен-Сирг задумался, затем встал, предложил родственнице руку, и они спустились в столовую.
Человек десять уже сидело за столом, и среди них Николя. Он вскочил, поклонился старику и предложил ему место рядом с собой.
— Дорогой Гонтран, — сказал богач, обменявшись с ним рукопожатием, — позвольте представить вам мою молодую родственницу, мадемуазель де Мериа. — И, обратившись к гувернантке, он добавил: — Это виконт д'Эспайяк, сын моего старого друга.
При виде м-ль де Мериа «виконт» потупил взор, покраснел и молча уселся. Он делал вид, что встреча глубоко его взволновала. Бланш издала легкое восклицание, но вскоре оправилась от замешательства. Ее сосед почти не дотрагивался до кушаний, а она ела с аппетитом, была наружно совершенно спокойна и выказывала в разговоре большую смелость суждений.
«Виконт», чувствуя себя, по-видимому, несколько стесненно, встал из-за стола еще до конца завтрака. Присутствие м-ль де Мериа явно расстраивало его.
— Вы знакомы с этим молодым человеком? — спросил у Бланш Сен-Сирг.
— Да, немного… Когда мой брат еще занимал в Париже известное положение, я иногда встречала виконта в обществе.
— Что он собою представляет?
— Ничего особенного.
— То есть как ничего? Разве он не носит славного аристократического имени?
— Это верно, — промолвила Бланш, усмехнувшись.
— Д’Эспайяки, — продолжал Сен-Сирг, — принадлежат к числу самых старинных, самых знатных семей во Франции.
— Неужели, по-вашему, знатное имя дает какие-то права?
— Я этого не сказал.
— Разве вы придаете какое-либо значение дворянским грамотам?
— Нет, я вовсе не сторонник тех взглядов на происхождение, какие вы мне приписываете; вы чересчур лестного мнения обо мне. Но родиться в семье, где исповедуют любовь к справедливости и чувство долга, — одно это уже как нельзя более способствует нравственному самосовершенствованию.
— Может быть, такова и была среда, в которой вырос виконт д’Эспайяк. Но боюсь, он этим не воспользовался.
— Ваше присутствие явно его взволновало.
Бланш сделала вид, будто смущена. Сен-Сирг не стал больше ее расспрашивать. Теперь он знал, как ему поступить… Его переполняла радость. Вот то, что он искал! Именно о такой дочери мечтал он… Лицо старика выразило неподдельную симпатию к девушке. Он улыбался и, казалось, был счастлив.
