Герцель Давыдов - Акива и Рахель. История великой любви
Акива, который в последний раз плакал в раннем детстве, ниче-
го не мог с собой поделать. Слезы текли все сильнее и сильнее.
– Ты что плачешь? – упав коленями в грязь и подняв руки
к небу, обратился Акива к дождю. – Ты же не любишь, как я. Ты
даже не представляешь, какая она девушка и что такое прожить
день, не видя ее. Сколько дурных мыслей посещают мою глупую
голову, и я ничего не могу с этим поделать. Почему мы не виде-
лись сегодня? Может, из-за тебя она сегодня не пришла? Может,
ты всему виной? Почему ты льешь и льешь? Почему ты хочешь
нас разлучить? Разве ты не видишь, как я страдаю, разве ты не
понимаешь, что я умру без нее? Она – это все, что есть у меня
в этой жизни, она моя последняя надежда обрести счастье.
Акива сделал несколько глубоких вдохов и снова заговорил:
– Дождь, ты когда-то сделал мне самый большой подарок
в жизни – подарил встречу с Рахель. Ты и в тот незабвенный
день лил не переставая, и мы с Рахель встретились в беседке,
которая сейчас передо мной. Этот день был самым счастливым
в моей жизни, но теперь ты разлучил нас… До встречи с Рахель
я жил как слепец, который ничего не видит и не знает радостей
этого мира. Но после встречи с ней я прозрел. Я наконец-то
понял, что жизнь бывает и прекрасной, понял, что существует
такой человек, ради которого я готов расстаться с этой жизнью.
Теперь ты снова хочешь лишить меня зрения? Зачем ты пока-
зал мне свет, а теперь хочешь ослепить меня? Лучше бы я на-
всегда остался слепым и никогда не видел ее.
Знаешь, если человек с детства лишен зрения и не имеет
никакого представления о видимом мире, ему легче жить. Но
если когда-то он имел зрение и мог любоваться всеми краска-
ми мира, но потом ослеп, то ему нестерпимо больно.
Акива затих и, припоминая голос Рахель, пробормотал:
– Она называла меня по имени, и из ее уст оно звучало
сладкой музыкой. А теперь по твоей вине я не только не слы-
шу ее, даже не вижу…
Набрав в легкие как можно больше воздуха, Акива, несмо-
тря на сильный дождь, устремил взгляд в небо и крикнул изо
всех сил:
– Дооооооождь! Как я тебя ненавижу! И весь мир ненави-
жу! – Акива криком разрывал себе грудь, но дождь заглушал
его слова. – Разве мне совсем отказано в праве быть счастли-
вым? Разве я виноват в том, что беден и должен зарабатывать
себе на жизнь тяжелым трудом? Я понял, ты плачешь из-за
того, что мы оба раньше были одиноки и несчастны, но теперь
у меня есть Рахель, моя Рахель, и я самый счастливый чело-
век на свете. Ты мне просто завидуешь, тебя никто не любит,
как только ты появляешься, люди скрываются от тебя в своих
домах, а меня наконец-то кто-то полюбил, и тебе не удастся
все испортить! Знаю, ты тоже думаешь, что я простой пастух
и принял ее вежливые беседы за внимание к себе, а сострада-
ние – за любовь. Да, может, оно и так, может, я все выдумал.
Но я больше не могу ждать и терпеть неизвестность, я сей-
час же пойду к Кальбе Савуа и поговорю с ним, и будь что бу-
дет. Может быть, он поймет меня и согласится отдать за меня
Рахель, а если нет – я готов расстаться с жизнью… Мне не
нужен мир без нее.
Акива поднялся и как был – в грязном одеянии – реши-
тельно направился к дому Кальбы Савуа. Он вытирал слезы
рукой и мысленно складывал слова, которые скажет отцу Ра-
хель. Слезы не переставали течь по его щекам, и он смахивал
их облепленной глиной ладонью. «Откуда они берутся, про-
клятые слезы, я же с самого детства не плакал, – думал Аки-
ва, – наверное, после встречи с Рахель моя душа отогрелась
и в ней проснулось все, что спало так много лет».
Подойдя к дому, пастух увидел, как преклонных лет слуга
запирал двери дома на ночь. Акива обратился к нему с прось-
бой провести его в дом для встречи с Кальбой Савуа. Слуга,
увидев Акиву в таком неприглядном виде, попытался выяс-
нить, что произошло, но Акива настаивал, чтобы тот провел
его в дом. Рахель, чьи окна выходили во двор, услышала спор
двух мужчин и выглянула в окно.
Она увидела, что старый слуга не пускал Акиву в дом. Ра-
хель быстро оделась и спустилась вниз.
– Что случилось? – обратилась она к слуге.
– Пастух Акива хочет говорить с твоим отцом, госпожа.
Я ему говорю, что сейчас неподходящее время и Кальба Савуа
отдыхает, – объяснил растерянный слуга.
– Иди в дом, я сама с ним поговорю, – приказала Рахель.
Рахель подошла к измазанному грязью и дрожащему от хо-
лода Акиве. Вода стекала с его одежд, а из глаз все еще текли
слезы, но это уже были слезы счастья, а не печали.
– Акива, – Рахель с тревогой взглянула в его лицо, – что
произошло? Почему ты хочешь видеть моего отца, тебя кто-
то обидел?
– Нет, – смиренно ответил Акива, низко опустив голову,
чтобы Рахель не видела его слез.
– Ты весь промок, ты же заболеешь… Подожди, я принесу
тебе теплые вещи, – произнесла Рахель.
Акива, не обращая внимания на слова девушки, задал са-
мый главный для него вопрос:
– Рахель, мы не виделись три дня, и я очень волновался,
думал, что с тобой что-то случилось. Почему ты не пришла
к реке, я тебя чем-то обидел?
– О чем ты говоришь, Акива! Чем ты можешь меня оби-
деть? Я уезжала из Иерусалима с отцом.
– Куда вы ездили?
Рахель, обеспокоенная видом Акивы, не ответила на его во-
прос, но сказала:
– Подожди здесь, я сейчас принесу тебе одежду, попить и
поесть.
– Мне ничего не нужно, – строго проговорил Акива. —
Ответь мне, куда вы ездили? Твой отец взял тебя с собой, что-
бы познакомить с будущим мужем? Он уже договорился и
о вашей свадьбе?
– Акива, о какой свадьбе ты говоришь? Мы с отцом по при-
глашению раби Йоханана бен Закая ездили в город Явне, что-
бы принять участие в торжествах по случаю обрезания* но-
ворожденного сына одного из раввинов, и вернулись только
сегодня вечером. Мне не хотелось ехать в Явне, но отец насто-
ял, чтобы я сопровождала его в этой поездке.
– Обрезание только повод, он взял тебя, чтобы поскорее
выдать замуж! – крикнул Акива.
– Зачем ты так говоришь о моем отце? – Рахель испуган-
но отпрянула от Акивы. – Ты его совсем не знаешь. Если ты
будешь говорить о нем в таком тоне, мы больше не увидимся.
* Обрезание (на ивр. – Брит мила), обряд, который, согласно традициям иуде-
ев, символизирует завет, договор между Б-гом и народом Израиля.
Рахель хотела уйти.
– Прости меня, не уходи, Рахель. – Акива осознал, что по-
зволил себе лишнее. – У меня выдались очень тяжелые дни.
