Сьюзан Дэвис - Невеста мастера
— Я, я…
— Да я скорее сгорю в аду, чем дотронусь до этих окровавленных денег! — Он вырвал руку; его глаза — он буквально прожигал Констанс своим презрением, своей ненавистью, своей болью. — Теперь вы понимаете?
Она не могла вымолвить ни слова. Он выглядел таким беспощадно яростным; и таким уязвимым! Гордый, сам не желающий пощады демон, бросающий вызов всему миру… Констанс знала, что такое страдание, и то, что испытывал этот мужчина, было ей хорошо знакомо. И ведь никто и ничто тут не поможет! Лок бросил на нее последний взгляд, повернулся и побежал по лестнице вверх, перепрыгивая через две ступени, и исчез.
Констанс сделала глубокий, до боли вдох и обнаружила, что она вся дрожит. Да теперь она кое-что поняла, хотя и не вполне. Неудивительно, что Лок отнесся к ней так странно тогда, в тот день, когда они встретились. Но о чем же думал Дайлан Мак-Кин, посылая ее к деду и думая, что его брат будет самым подходящим посредником? Это же все равно, что бросить искру в пороховой погреб. Понятно, что Лок не хотел иметь с ними дело.
Пачка банкнот дрожала у нее в руке, как будто кто-то грозил ей пальцем. Она поспешно сунула деньги обратно в муфту. Ладно, пусть Лок Мак-Кин поступает, как считает нужным, но и она будет действовать по-своему.
Преодолев последний марш, она остановилась, почти ослепленная ярким светом, лившимся из дверей огромного зала. Постепенно глаза ее привыкли, и перед Констанс предстала невиданная, таинственная картина: на выкрашенном в черный цвет полу среди исчерченных цветными мелками линий на коленях ползало около полдюжины мужчин в рубашках с закатанными рукавами. Одни орудовали линейками и циркулями, другие забивали гвоздики, третьи — гнули и пристраивали гибкие деревянные рейки. Вдоль стен стояли столы с наклонными крышками, около них роились люди, вертя в руках какие-то таинственные листы бумаги, и оживленно что-то обсуждая. На большом столе с горизонтальной поверхностью стоял макет корпуса корабля — в самую середину его была воткнута стамеска. Как будто здесь было совершено жертвоприношение. Сцена была настолько фантастичной, что Констанс невольно поискала на поверхности пола магические символы. Колдовство — это было самое естественное и напрашивающееся объяснение той истовости и поглощенности, с которой люди здесь занимались своими странными делами.
На нее никто не обращал внимания — ее даже и не заметили. Подняв руку к шляпке, чтобы защитить глаза от яркого света, она, наконец, увидела Лока. Его силуэт четко выделился в проеме окна на противоположной стороне зала. Он стоял, наклонив голову, с видом крайней сосредоточенности. Слегка шурша юбкой, Констанс проскользнула по галерее, шедшей по периметру зала, и остановилась у него за спиной, глянула ему через плечо. Что же означает эта путаница цветных линий внизу?
— Как это все называется? — мягко спросила Констанс.
— Это называется строить корабль, который еще никто не строил. — Его голос шел как будто бы издалека. Он резко повернулся и выругался.
— Опять, черт бы вас побрал! Вы когда-нибудь бросите это? Катитесь из моего модельного цеха!
— Модельный цех! — механически повторила она. — И вы делаете модели?..
— Кораблей, конечно, чего же еще? — рявкнул он. — Каждый узел, каждый шпангоут, по секциям, как у закройщика. Ну, все?! Ваше любопытство удовлетворено, или вы шпионите здесь, чтобы украсть мой проект для своего дедулечки?
Констанс вздохнула и вынула из муфты руку — в ней ничего не было.
— Ладно, вы выиграли.
— Что? — В одном этом слове Лока было столько подозрения!
— Насчет денег. Я теперь понимаю. Извините… за все.
Он не произнес ни слова. Да, — подумала Констанс, — это, пожалуй, самый трудный орешек из всех, кто ей встречался. Ладно, она, конечно, преступница, но не воровка. Она добьется, что братья Мак-Кин получат свои деньги. Она положит их в какой-нибудь местный банк на имя Дайлана — это сделать несложно. А Локу она ничего не скажет. И все устроится наилучшим образом, или почти наилучшим. Ее полуулыбка исчезла, на лице появилось выражение разочарования и легкой печали.
— Я просто хотела, чтобы вы это знали, — сказала она, проглотив комок в горле. — И я надеюсь, вы создадите самый лучший корабль в мире.
Она заморгала, ругая себя за глупость — ну какое ей дело до того, что он ей не отвечает? — повернулась, чтобы уйти.
— Констанс! — Он положил свою ладонь ей на руку. Она ахнула, но не от этого его прикосновения, а от открывшейся перед ней внизу в окне панорамы верфи.
Множество массивных деревянных балок торчало во всех направлениях — тонны и тонны древесины, соединенные друг с другом как будто какой-то гигантской рукой. И в центре этого хаоса, у выхода в Бостонскую бухту, вздымался элегантный корпус клипера. За ним ярко сверкала водная поверхность; Констанс испытала легкое головокружение и поспешно перевела взгляд на почти законченный корабль. С обеих сторон от него лепились леса: рабочие на них что-то сверлили, обтесывали, приколачивали молотками. Краны поднимали наверх консоли, к которым крепились доски палубы, клубы пара вырывались из распарочных камер, где длинные деревянные брусья размягчались, чтобы потом согнуть их по форме, обозначенной на чертежах.
— Вот это да! — выдохнула Констанс. Стекло перед ней запотело, и она нетерпеливо протерла его своей муфтой, чтобы еще раз взглянуть на эту чарующую картину. Потом она перевела взгляд на Лока — теперь в нем было какое-то почти благоговейное почтение. — Это и есть идеальный корабль. Вы уже его сделали?
— Не вполне. — Лок покачал головой и махнул рукой в сторону лабиринта линий на черном полу. — Может быть, вот этот будет.
— Ну, этот все равно очень красивый. Как вы его назвали?
— «Одиссей».
— «Вест-Уинд» тоже вы построили? — Она жадно вглядывалась в картину лихорадочной работы на стапеле, и в глазах ее зажглась какая-то настойчивая мысль. — Я бы отдала все, чтобы написать и «Одиссея» тоже! Вот это была бы картина!
— Твой дед не одобрил бы этого, принцесса! Констанс засмеялась.
— А откуда он узнал бы? Я сделала бы это втайне.
— Мне неприятности ни к чему.
— А я думала, что ты не упустишь такую возможность насолить Латэмам! — выдала она после некоторого раздумья. В ее взгляде соединились озорство и вызов.
— Ну, ты и штучка! — засмеялся он.
— У меня есть свои мечты.
Что-то хрупкое, беспомощное мелькнуло в ее золотистых глазах — сквозь броню подчеркнутого хладнокровия. И снова Лок ощутил инстинктивную потребность защитить эту крошку. Но не менее сильным было и чисто мужское желание. И то, и другое было совершенно ни к чему, учитывая, с кем он имел дело. Дьявольщина! Но вообще-то, с ней его ничто не разделяло, и если она хотела поконфликтовать со старым Латэмом, то почему он должен ей в этом мешать?
