Кэтлин Гаррингтон - Навеки твоя
Сурово сдвинув брови, женщина гордо подняла голову, давая тем самым понять, чтобы он не заблуждался на ее счет. Она не собирается заводить любовную интрижку с этим красавцем. Впрочем, как и с любым другим мужчиной.
— Вы умеете танцевать лавольту? — спросила Франсин, так как ей показалось, что он просто не понял, что оркестр играет мелодию именно этого веселого и быстрого танца.
Услышав ее вопрос, он удивленно вскинул свои прямые рыжевато-каштановые брови и ответил:
— Конечно.
Она ему не поверила, но попыталась скрыть свои сомнения. Разве шотландский пират может знать танец, который совсем недавно привезли в страну из Италии, где его танцевали при дворе Сфорца? Только этой весной танцмейстер, которого специально выписали из Милана, обучил придворных Генриха Тюдора и их жен новомодному европейскому танцу.
Франсин в сопровождении Кинрата вышла на танцевальную площадку для того, чтобы сделать несколько легких шагов по залу, готовясь к танцу. Она молилась, чтобы он оказался одним из тех необщительных и немногословных мужчин, которые не любят разговаривать во время танца. Граф был последним человеком, с которым ей хотелось бы поболтать, особенно если он заговорит о сегодняшнем спектакле.
Когда раздались веселые, бодрые звуки, Кинрат обхватил ее талию своими мускулистыми руками, и в следующую секунду Франсин почувствовала, как взлетает над полом, словно невесомая пушинка.
— О боже мой… — пробормотала она.
Он действительно умел танцевать лавольту!
Положив правую руку на его широкое плечо, чтобы не потерять равновесие, левой она прижала к телу свое платье и нижнюю юбку, дабы они не взлетели вверх и не обнаружили кружева на ее сорочке.
— Насколько я понял, вам нравится лавольта, — сказал он едва слышно и усмехнулся. — Я не сомневался в том, что вы умеете ее танцевать.
Держа Франсин на весу высоко, как никто другой, он с удивительной легкостью повернул ее на три четверти, потом снова опустил на пол.
Она восхищенно улыбнулась: это было сущее наслаждение — кружиться в воздухе.
— Я часто танцевала лавольту в Неаполе, когда бывала там со своим покойным мужем. Это так же удивительно, как если бы у тебя выросли крылья и ты смогла бы взлететь в облака, подобно соколу, — призналась она, радостно смеясь. — Вам когда-нибудь…
Сказав это, она сразу поняла, что ей следовало бы прикусить свой язык. Господи! Уже было поздно забирать свои слова обратно.
— Мне когда-нибудь что? — спросил шотландец, глядя на нее горящими от любопытства глазами.
При изящных вращениях и поворотах их ступни взлетали вверх абсолютно синхронно и так же синхронно двигались назад и вперед по отполированному до блеска паркету в такт веселой мелодии, которую играли флейты, и быстрому ритму, который отбивали барабаны.
— Вам когда-нибудь хотелось летать? — не удержавшись, все-таки спросила Франсин.
— Летать? — усмехнулся граф.
— Да, летать, — настаивала дама. Теперь, раз уж она завела этот разговор, нужно было все выяснить. — Подобно ястребу.
— Довольно необычное сравнение, — заметил он, не отвечая на вопрос.
Сдерживаемая сила, которую она ощутила в нем утром, теперь стала явной, несомненной. Прижатая к его крепкому боку, она почувствовала, как сжимаются и разжимаются тугие мышцы на его руках, когда он без всяких усилий снова поднял ее вверх и повернулся вместе с ней. Затаив дыхание, она посмотрела в его прекрасные глаза, — глаза, которые, казалось, обещали невыразимое удовольствие той женщине, которой посчастливится привлечь его внимание.
Каждый раз, когда он с удивительной легкостью поднимал Франсин, у нее начиналось головокружение, усиливающееся с каждым поворотом его мощного тела. Она пыталась побороть его. На очередном витке она, прижимая одну руку к его крепкому плечу, другой схватилась за его рукав, желая удержать равновесие.
— Осторожно! — взмолилась она.
— Не беспокойтесь, леди Уолсингхем, — заверил ее Кинрат, озорно улыбнувшись. — Я не уроню вас.
Франсин рассмеялась.
— Если я и упаду, шотландец, то не одна, — предупредила она его, хихикнув. — Ведь я крепко держусь за ваш рукав и не собираюсь его отпускать. И если вид моих голых коленей повергнет в шок весь двор, то в этом будете виноваты вы.
— Тогда держитесь крепче, миледи, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Я не собираюсь снижать темп, и пошел ваш двор к черту.
Лахлан еще крепче прижал к себе эту великолепную женщину, когда они выполняли быстрые па танца. Каждый раз, поднимая ее и кружась вместе с ней, он чувствовал на своем лице нежное, словно морской ветерок в тихую ночь, дыхание.
В этот момент ее мягкие груди оказывались всего в нескольких дюймах от его губ. Эти соблазнительные полусферы приподнимались и опускались в глубоком квадратном вырезе ее платья в такт веселому ритму; тонкая талия была затянута в расшитый узорами атлас; изящные округлые бедра прижимались к нему. Он чувствовал гибкость и пластичность ее упругого тела.
Веселый мелодичный смех женщины как бы дарил радостное ожидание, и тело Лахлана ответило на него необычным жаром. Желание обладать ею было подобно мощному удару заградительного огня с грабительского корабля.
Глядя, как мечтательно и невинно улыбается леди Франсин, он понял, что она не имеет ни малейшего представления о его мыслях. «Вот и хорошо…» Танцуя, он уже видел, как бледно-лиловый атлас медленно скользит вниз по соблазнительным округлостям ее тела и стекает к прелестным пальчикам, словно ручеек…
— Где вы научились танцевать лавольту? — спросила она, удивленно глядя на него. Леди явно не ожидала, что дикий шотландский наемник знаком с новомодными придворными развлечениями.
— Я не всю свою жизнь провожу на корабле, — ответил он. — Когда мы приходим в порт, то я схожу на берег и время от времени вращаюсь в приличном обществе.
От удивления она даже рот открыла.
— И приличное общество охотно общается с… с…
— С пиратом? Не бойтесь говорить то, что думаете, леди Уолсингхем, — сказал он. Его шотландский акцент стал более отчетливо слышен, когда он прижал ее к себе чуть сильнее. — Кстати, миледи, комедия, которую мы посмотрели сегодня вечером, была довольно забавной.
Неуверенная улыбка застыла на ее лице в форме сердечка. Карие глаза внезапно округлились от страха. Ему никогда не доводилось видеть таких огромных глаз, как у нее, обрамленных невероятно длинными ресницами. И в это самое мгновение в них была такая тревога, что он едва сдержался, чтобы не прыснуть от смеха. Для женщины она невероятно искренняя и открытая. Он подумал, что ей, наверное, очень трудно, почти невозможно скрывать свои истинные чувства как от друзей, так и от врагов.
