Адриенна Бэссо - Как соблазнить грешника
— Известие о гибели Генри опечалило меня. Он был хорошим человеком.
— Самым хорошим. — Голос Фионы предательски задрожал.
— На вас напали?
— Предательски, посередине ночи. Мой сын и я еле-еле успели спастись. — Голос Фионы окреп. — Вот почему я здесь. Я добиваюсь справедливости.
— У меня?
— Вы моя последняя надежда. — Фиона покраснела от смущения.
Удивление графа возросло еще более.
— Как вы справедливо заметили, миледи, в наши непростые времена разве безопасно искать поддержки, страшно подумать, у шотландского графа.
— После смерти Генри Спенсер и я оказались в очень тяжелом положении. Хотя король Эдуард надеется править бесконечно, но ведь и он смертен. А его сын и наследник слеплен из другого теста. В отличие от отца он не способен править Англией железной рукой. Как только положение в стране изменится, надо быть готовой, чтобы вовремя заявить о правах моего сына на земли его отца.
— Что же вам нужно от меня?
— Спенсер умен, но ему не хватает настоящего мужского воспитания.
Граф нахмурился.
— Неужели в Англии не нашлось никого, кто бы захотел взять мальчика под свою опеку?
— Он никому не нужен.
— Почему?
Горло Фионы перехватило от волнения.
— Его ранили во время штурма замка. Повреждение оказалось слишком тяжелым, он до сих пор не совсем поправился.
— Он стал калекой?
— Нет! — У Фионы защемило под сердцем. Но лгать не имело никакого смысла: как только Киркленд увидит Спенсера, правда сразу выплывет наружу. — Его правая нога намного слабее, чем левая. Но он обязательно выздоровеет.
— Тот, кто хочет, тот обязательно научится, — вмешался в их беседу Дункан. — У старого Алека нет одной руки, однако он так владеет мечом, что и здоровый позавидует.
— Гм-гм. — Киркленд откинулся на спинку кресла, он явно не знал, что делать. — А что вы можете предложить в обмен на мою помощь?
У Фионы ёкнуло в груди.
— Половину урожая хлеба в течение трех лет.
— А что еще?
— Право охотиться в наших северных лесах.
— Гм, и все?
Фиона нервно облизнула губы.
— Двадцать полотен нашей шерсти. Ткачихи графства Арундел известны на всю Англию. Лучшей материи не сыскать во всем королевстве.
Киркленд испытующе и серьезно посмотрел ей в лицо.
— Насколько я могу судить, сейчас у вас нет ни земли, ни хлеба, ни шерсти. Должен признать, что с вашей стороны весьма ловкий ход предлагать то, чем вы не обладаете, в обмен на реальную помощь. Не кажется ли вам, что только глупец согласится на такую сделку?
Собравшись с духом, Фиона промолвила:
— С вашей помощью я надеюсь когда-нибудь вернуть себе все то, что принадлежит мне по праву. Все, что обещала, я выполню.
Выражение лица Киркленда оставалось серьезным и задумчивым. На миг Фионе показалось, что сейчас ее желание исполнится, однако прозвучавшие слова графа обрушились на нее каменной глыбой, похоронив едва зародившуюся надежду.
— «Когда-нибудь» — весьма расплывчатое понятие. Пусть я соглашусь подождать, но все равно должен признаться, что вы не предлагаете ровным счетом ничего, что стоило бы моих усилий и моего времени.
Фиона застыла, судорожно перебирая в уме остававшиеся в ее распоряжении возможности. Однако, увы, больше ей нечего было предложить.
— Милорд, я взываю к вашей чести, к вашему благородству.
— Как это ни грустно, но хочу заметить, что вас неверно осведомили о моем характере.
«Он сейчас мне откажет, прогонит. И тогда все пропало» — эти и подобные им грустные мысли крутились в ее голове. А она так надеялась, что ее предложения заинтересуют графа и они придут к взаимному соглашению. Однако Киркленд не выказывал ни малейшей заинтересованности, поэтому весь их разговор казался бессмысленным и бесполезным.
Надо было во что бы то ни стало пробудить в нем интерес к их соглашению. Предложить ему что-то такое, что заинтересует его. Ей припомнились слова Генри: в этом мире все продается и покупается — весь вопрос в цене. Итак, вопрос в том, сколько стоит граф Киркленд?
— Но ведь должна быть какая-то доля правды в том, что я слышала о вас. — Голос Фионы опять зазвучал звонко и уверенно. Она выпрямилась и смело взглянула ему в лицо.
Вдруг ей показалось. Нет, она не могла ошибаться: в его глазах горели желание и страсть, интерес мужчины к женщине, восторг, плотское влечение.
Это напугало и удивило ее. Положим, Генри часто говорил, насколько прекрасны ее золотистые косы, какая у нее чудесная фигура и удивительно зеленые глаза. Фионе, как и любой женщине, нравились подобные комплименты, но, поскольку глаза Генри не горели никаким желанием, она относилась к похвалам своей красоте без всякой чувственности. Замуж Фиона вышла совсем молоденькой и неопытной девушкой, поэтому отсутствие физической близости в их отношениях поначалу ее мало удивляло. А когда она поняла, что ее брак отличался от большинства других, это уже не имело никакого значения.
Генри обращался с ней почтительно, был к ней привязан. Однажды вечером под влиянием слишком большого количества эля он признался ей, что его столь бережное и деликатное отношение к ней вызвано его первым впечатлением о ней как о милом, чудесном ребенке. Хотя она выросла под крышей его замка, превратилась в прелестную девушку, он по-прежнему видел в ней ту самую трогательную девчушку, впервые пришедшую в его замок.
Постепенно Фиона свыклась с совершенно бесстрастным отношением Генри к себе, но теперь, заметив искорки интереса в глазах графа, она вспомнила, что в ее распоряжении осталось еще одно, самое последнее средство.
Граф, несмотря на молодость, уже успел два раза овдоветь. Как знать, переживал ли он утрату жен так же остро, как она переживала смерть мужа?
Стараясь скрыть охватившее ее волнение, Фиона взглянула в красивое и мужественное лицо.
— Вы ошиблись, сказав, что мне нечего вам предложить. Есть одна вещь, которой я обладаю, — это я сама. Так вот, в обмен на вашу помощь и участие в судьбе моего сына я предлагаю вам себя.
Волна удивленного шепота пробежала по залу, показывая, что ее предложение было услышано не только графом. Но Фионе не было никакого дела до других, ее интересовало одно: что скажет сам Киркленд.
Медленно, словно не веря своим ушам, граф поднял голову и впился в нее глазами. Вспыхнувший в них огонь не столько смутил Фиону, сколько пробудил в ней смутную надежду.
Судя по его виду, ее предложение наконец-то вызвало в нем столь долгожданный, живейший интерес.
— М-да, соблазнительное предложение, но… э-э… дорогая, я не могу на вас жениться. В этом нет никакой надобности. Если мне вдруг захочется, то, смею вас заверить, женщина, которая станет моей женой, будет настоящей шотландкой из благородного рода.
