Кейт Куинн - Дочери Рима
Вертя в руках бронзовое кольцо, Диана села на камень в атрии. Кольцо было тяжелым, и от него исходил запах Ллина.
— От тебя пахнет бронзой, — сказала она ему, когда она впервые оказались на сеновале. — И еще сеном.
— А от тебя конюшней, — ответил он, поглаживая широкой ладонью ей спину. Вид у него был слегка озадаченный, как будто он отказывался поверить, что перед ним не наваждение, а человек из плоти и крови. Сказал и печально улыбнулся, как будто сам не понимал, как оказался на сеновале с девушкой, которая, по всей видимости, ему привиделась.
Впрочем, это произошло легко и просто. Они подсаживали друг друга на колесницу, они поднимали друг другу с земли, если колесница переворачивалась, они перевязывали друг другу ссадины и массировали ушибы. Они вместе пили вино и перелопачивали навоз, спорили по поводу коневодства. В какой момент к этой дружеской близости добавилась близость любовная, такая же теплая и естественная, как и все остальное.
В атрий, шлепая лапами по каменному полу, вошла черная собачонка, и Диана почесала ей за ушами.
— Да, ну и год! — произнесла она вслух. — Даже не верится, что такие бывают!
Примерно то же самое она сказала Ллину на прошлой неделе, лежа в душистом сене. Колючая трава щекотала ей голые ноги, а щели в крыше тонкими золотыми стрелами пронзали солнечные лучи.
— Ужасный год, — произнес Ллин. Вид у него был мрачный, и Диана, чтобы хоть как-то развеять его уныние, поднялась на локте и легонько коснулась губами губ бритта.
— Первый раз вижу такого хмурого человека, — сказала она. — Ну-ка улыбнись! К тому же нам еще предстоит накормить лошадей!
Тогда он рассмеялся — впервые с момента их знакомства. Они вытащили из сена туники и помогли друг другу одеться. Ллин положил ей на талию руки и, приподняв, как обычно, помог слезть с сеновала. Они вместе направились кормить лошадей, на ходу споря о том, в каком возрасте жеребенка нужно приучать к колеснице — трехлетием или четырехлетием.
Как он смеялся тогда! У нее до сих пор стоял в ушах его смех. И вот теперь самого Ллина не было.
Диана посмотрела на открытую крышу атрия. Небо над головой приобрело пурпурный оттенок, но на западе — там, где была Британия, — еще виднелась оранжевая полоска заката. Диана представила себе, как Ллин, широкими шагами, идет ей навстречу, и при каждом шаге длинный меч ударяется о его бедро. Интересно, задумалась Диана, сильно ли изменилась Британия за эти годы? Узнает ли он родную страну. И зачем он решил вернуться туда? Чтобы продолжить начатую отцом борьбу или просто, чтобы умереть на родине? Диана улыбнулась этой мысли и вновь взяла в руки восковую табличку. У Корнелии теперь снова есть муж и дом. Лоллия обрела любовь и покой. Марцелла — власть, хотя та и оказалась обоюдоострым мечом. А у нее самой?
— Я буду разводить лучших в Риме лошадей, — сказала она вслух, и ей тотчас стало легко на душе. Конечно, она предпочла бы, чтобы рядом с ней был Ллин, но, похоже, что теперь она будет одна. И это тоже не так уж плохо.
Она поднялась и надела на руку бронзовое кольцо. Теперь у нее выше локтя переплетались листья и улыбались лица. Черная собачонка вышла из вестибюля и, когда Диана направилась к конюшням, увязалась за ней следом.
Эпилог
81 год нашей эры
Впервые за много лет они вновь оделись в тон. Все четыре Корнелии. Но одинаково оделся весь город, потому что император Тит был мертв, и весь Рим облачился в черное.
— О боги! — прошептала Корнелия во время пышных публичных похорон. — Я возлагала на Тита такие надежды!
Такой веселый и деятельный, такой умный и храбрый, и вот он мертв, повластвовав всего два года.
Рядом с Корнелией, плохо понимая, что происходит, стояла ее старшая дочь. Она прильнула к матери, словно ища у той поддержки, и Корнелия на миг прижалась щекой к гладким каштановым волосам. Друз держал мальчишек — на каждой руке по сыну. Те радостно махали ручонками преторианцам, как если бы это был парад.
— Мы все возлагали на Тита большие надежды, — вздохнула Лоллия, пересаживая ребенка на другое бедро и вытягивая шею, чтобы лучше видеть процессию. Рядом с ней застыла Флавия. Уже не малышка, а пятнадцатилетняя девушка. Как быстро летит время! Теперь она обручена с двоюродным братом нового императора — иными словами, важная персона в их семействе. Впрочем, она отнюдь не собиралась этим кичиться и даже посадила старшего из своих золотоволосых сводных братьев себе на плечо. Тракс, как обычно, стоял сзади. Мужья Лоллии, как и в старые времена, приходили и уходили. Когда ее дед умер, она была замужем за седьмым по счету. Разведясь с ним, она заявила, что с нее пока хватит. А вот Тракс оставался при ней всегда, словно тень. Впрочем, ее родных это уже давно перестало волновать.
— И вот теперь, — мрачно подвела итог Лоллия, — у нас будет Домициан.
По толпе прокатилась волна ликующих возгласов. Это верхом на сером коне, в генеральских доспехах, слегка сдвинув на затылок лавровый венок, приближался Домициан. Теперь это был дородный мужчина, куда более внушительный и пышнотелый, чем тот девятнадцатилетний юноша, который женился на Марцелле. А вот черные глаза были все те же — холодные и непроницаемые, даже когда он улыбался и махал рукой своим подданным. Все эти годы Рим полнился все новыми и новыми слухами о его жестоких привычках.
— Неужели никому не хватит смелости сказать это вслух? — Диана посмотрела на своих кузин. Выглядела она еще необычнее, чем раньше. От постоянного пребывания на солнце кожа приобрела сочный золотистый оттенок, а вот волосы, наоборот, выгорели и сделались белыми, как лен. Время от времени на порог ее дома приходили видные мужчины, надеявшиеся, что она согласится выйти за них замуж. Впрочем, Корнелия уже давно прекратила любые попытки подыскать ей достойного жениха. — Мы ведь все думаем одно и то же, разве не так? Марцелла добилась своего. Теперь она императрица.
— Боже, будь к нам милостив, — Лоллия потрогала небольшой золотой крестик у себя на шее, такой же, только деревянный, что и на шее Тракса. — А вот и она!
Корнелия посмотрела мимо Домициана на женщину в золотом паланкине, и в горле у нее застрял комок. Улыбаясь холодной, отрешенной улыбкой, Марцелла приветственно махала толпе. Моя младшая сестренка. Впрочем, в этой холодной, мраморной статуе не осталось ничего от озорной маленькой девочки, наперсницы ее далеких детских шалостей. За двенадцать лет Корнелия не обменялась с ней ни единым словом, за исключением разве что дежурных фраз. Она взяла руку Друза в свою, и тот ответил ей теплым рукопожатием. Вскоре и Домициан, и золотые носилки с новой императрицей исчезли из вида, и только гул ликующих голосов катился им вслед, подобно раскатам грома. Домициан. Одиннадцатый император Рима.
