Элизабет Чедвик - Летняя королева
Генрих удивленно посмотрел на жену.
– Она… – Алиенора запнулась. Скандал вокруг брака сестры стал всеобщим достоянием, но о душевной болезни Петрониллы почти никто не знал за пределами французского двора, и сейчас сообщать об этом Генриху было совсем не обязательно. – Ей лучше остаться в монастыре какое-то время. Жизнь при дворе будет для нее трудна. Взять нового мужа она не желает, и я не стану ее принуждать.
– Как хочешь. – Генрих пожал плечами, явно считая этот вопрос неважным по сравнению с собственными планами. Он уселся перед огнем и начал читать письма, скопившиеся на столе. – Куда отправимся для начала? В Тальмон? – В его глазах сверкнула искра. – Очень хочу поохотиться.
Алиеноре удалось улыбнуться, несмотря на грусть, вызванную разговором о сестре.
– Мне тоже. – Она набросила сорочку и присоединилась к нему за столом.
Глава 48
Руан, Нормандия, Рождество 1152 года
Холодный, но яркий зимний свет просачивался сквозь высокие окна аббатства Бек. Прохладный и чистый воздух покалывал, как мороз. На крестах сияло золото и самоцветы, хор пел «Тебя, Бога, хвалим», когда Алиенора опустилась на колени перед ступенями, ведущими на возвышение, установленное в нефе. Там, наверху, на мраморном троне, обложенная подушками, сидела мать Генриха, императрица Матильда. Платье под горностаевой мантией мерцало темными драгоценными камнями, а сиявшая золотом диадема не посрамила бы свою владелицу даже во дворце Константинополя. Алиеноре на секунду показалось, будто не женщина владеет драгоценностями, а они ею. Лицо императрицы испещряли морщины – результат многолетней борьбы за наследство, но спину она сохранила прямой и держалась властно. Поприветствовав Генриха, мать жестом направила его к креслу по правую руку от себя.
Алиенора со склоненной головой поднялась по ступеням и вновь опустилась на колени, чтобы вручить императрице дар – золотой реликварий в форме скипетра, украшенного рубинами и сапфирами. Внутри стержня, за хрустальной дверцей, хранились мощи святого Марциала.
– Госпожа, – произнесла Алиенора почтительным, но отнюдь не раболепным тоном, – мать, королева, императрица, примите в знак моего уважения.
Императрица приняла дар с искренним удовольствием и одобрением. Взяв руки Алиеноры в свои, она поцеловала невестку, в свою очередь дав официальное обещание.
– Теперь ты моя дочь, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя и твои владения. – Она указала Алиеноре на кресло слева от себя, после чего возобновила службу.
Генрих послал жене взгляд, полный гордости и нежности, Алиенора вернула его, чувствуя радость и подъем в душе.
На официальной трапезе по случаю приезда Алиеноры, герцогини Нормандской, обе женщины продолжали присматриваться друг к другу. Алиенора нашла свою свекровь надменной и чопорной, но не сварливой мегерой, какую ожидала встретить. Императрица явно гордилась Генрихом. При взгляде на сына ее глаза зажигались особым огнем, но она не старалась оттеснить Алиенору, скорее наоборот – приняла ее в качестве подходящей пары для своего старшего сына.
– Мир труден для женщин, рожденных для высокого положения, – сказала императрица, обращаясь к Алиеноре, когда они ужинали молодой говядиной в перечно-тминном соусе, – в чем вы, должно быть, не раз убеждались.
– Вы правы, мадам, – усмехнувшись, согласилась Алиенора.
Морщины вокруг рта Матильды стали заметнее.
– Я сражалась всеми доступными средствами, чтобы сохранить свои притязания на Англию и Нормандию. Теперь дело Генриха – продолжить эту борьбу, чтобы забрать корону, которая по праву принадлежит ему, как когда-то принадлежала мне. – Она многозначительно взглянула на сына. – И наша задача – помочь ему в этом стремлении.
Алиенору не запугал властный тон императрицы. Если только Матильда не собиралась вмешиваться в дела Аквитании или вставать между нею и Генрихом, она была готова сохранять дипломатический мир.
– Я окажу ему любую помощь, какая только понадобится, – ответила Алиенора.
После трапезы семейство удалилось в покои императрицы для более неформального общения. Алиенора вспомнила о покоях Людовика в Париже, когда увидела, что бо́льшую часть убранства составляли кресты, молитвенники и религиозные предметы. Свекровь оказалась женщиной набожной, и служение Богу для нее были не пустые слова.
Здесь же присутствовали и братья Генриха. Жоффруа примирился со всеми, и потому с ним обращались вежливо, но это не означало, что Алиенора простила его за ту попытку захватить ее. Она не могла заставить себя проникнуться к нему симпатией. Если пес укусил один раз, то второй возможности ему уже не дают. Никто ни разу не упомянул о неудавшемся похищении, но все об этом помнили, и это создавало напряжение, а братья так и пылали враждебностью. Гильом, самый младший, показался ей достаточно приятным, хотя не шел ни в какое сравнение с обаятельным, энергичным Генрихом. Казалось, будто весь родительский огонь ушел на то, чтобы выковать первого смышленого ребенка, а другим достались лишь хвост и осколки кометы.
– Так ты говоришь, что нечасто проводила время со сводными братьями? – поинтересовалась Алиенора у Эммы.
Молодая женщина нравилась ей с каждым днем все больше. Несмотря на тихий нрав, та обладала игривостью и острым восприятием.
Эмма покачала головой:
– Мы встречались только на Пасху и Рождество, да и то не всегда. Времени на меня у них не было, а если и находилось, я старалась их избегать.
Алиенора вздернула брови.
– Я единственная дочь у нашего отца, пусть и незаконнорожденная, а потому могла привлечь его внимание тем, чем они не могли. Довольно часто, когда им казалось, что отец не смотрит, они дергали меня за волосы и всячески насмехались. – Она скорчила гримаску. – Но если он все-таки замечал, им здорово попадало, после чего я избегала их еще старательнее.
– Теперь, когда ты живешь у меня в доме, они смогут дразнить тебя лишь на свой страх и риск, – твердо заявила Алиенора.
Эмма разрумянилась:
– Только не думайте, будто я жалуюсь или выдумываю небылицы… или не могу за себя постоять.
– Ничего подобного я не думаю. Я рада твоему обществу, но защищаю тех, кто мне служит.
– Я не хочу, чтобы из-за меня у вас с братом были неприятности, – быстро сказала Эмма. – Он проявлял ко мне доброту не менее часто, чем дразнил.
– Одно не оправдывает другое, – ответила Алиенора, но улыбнулась Эмме ободряюще. – Неприятностей не будет. Я хорошо знаю суть мужчин, хотя у меня нет братьев.
