Виктория Холт - Сама себе враг
Карл снисходительно улыбнулся, и, наблюдая за Екатериной, я поняла, что она, подобно многим своим предшественницам, влюблена в него. Я хотела надеяться, что мой сын сможет сделать ее счастливой, хотя до меня доходило множество слухов о его беспорядочной жизни. Это, возможно, было простительно, пока он скитался по Европе, но сейчас, когда он утвердился на английском троне и дал стране королеву, ему следовало образумиться.
Джеймс Крофтс совершенно очаровал короля, который так с ним носился, что я подумала: в присутствии Екатерины было бы уместнее проявить большую сдержанность. И я дала себе слово поговорить с ним об этом, когда мы останемся наедине.
Карл спросил, устроит ли меня на время моего пребывания в Англии Сомерсет-Хаус, и я сказала, что этот дворец всегда мне нравился. Затем Карл с супругой уехали в Хэмптон-Корт. Я должна была присоединиться к ним позднее. Карл знал, что я не выношу морских путешествий, и решил дать мне отдохнуть.
Джеймс Крофтс последовал за королем, при мне же осталось лишь несколько моих приближенных. Я была рада, что перед тем, как отправиться дальше, мне предстоит провести несколько спокойных дней. Как приятно было сидеть на берегу реки, неспешно беседуя с Генри, общество которого неизменно доставляло мне удовольствие.
Генри, казалось, всегда знал, что происходит вокруг. Он ловил всевозможные намеки, впитывал слухи и готов был посвятить не один день тому, чтобы докопаться до истины. Поэтому можно было ожидать, что ему известно, ладят ли между собой король и королева.
– Думаю, – сказала я ему, – Карлу необычайно повезло с женитьбой. Они кажутся такими счастливыми!
– Ах, – возразил Генри, – я не уверен, так ли это на самом деле.
– Что вы имеете в виду? – настойчиво спросила я.
Генри помрачнел. Он не прочь был иной раз пересказать свежую сплетню, но сейчас дело касалось моего сына!
– Королева очень страдает… – начал он неуверенно.
– Однако я этого не заметила… – вмешалась я.
– Возможно, ей не хотелось огорчать вас сразу же после прибытия в Англию, – предположил Генри.
– Что же ее мучит? – не понимала я.
– У короля есть любовница, Барбара Кастлмейн, – задумчиво произнес Генри.
– Я слышала это имя, – вспомнила я.
– Ваше Величество, кто же его не слышал! Это замечательная женщина!.. – воскликнул Генри и осекся. Помолчав мгновение, он пояснил: – По мнению некоторых, самая красивая женщина в Англии – но, следует признать, и самая опасная. Она полностью подчинила себе короля. Именно она – виновница всех несчастий Екатерины.
– Она была его любовницей еще до того, как королева приехала в страну? – осведомилась я, хотя знала ответ на этот вопрос.
– И до, и после того, Ваше Величество, – подтвердил Генри, – но сейчас король хочет сделать ее одной из приближенных королевы.
– Не может быть! – воскликнула я, возмущенная такой непочтительностью.
– Уверяю вас, что так оно и есть. Когда королеве предложили список ее будущих придворных дам, имя Барбары Кастлмейн в нем значилось первым, – рассказывал Генри. – Екатерина его вычеркнула. Позже ваш сын лично представил Кастлмейн королеве, которая милостиво приняла ее и даже позволила поцеловать себе руку. Разумеется, она знала о чувствах короля к этой особе, но не заметила, что она была внесена в новый список где-то в конце. Когда же одна из ее приближенных указала ей на это, королева была так потрясена, что у нее пошла носом кровь и она упала в обморок.
– Бедное дитя! Неужели Карл не понимал, что делает?! – негодовала я.
– Ваше Величество, он весь во власти этой Кастлмейн, – говорил Генри. – Король даже потребовал, чтобы его супруга перед ней извинилась. И вот теперь Екатерина отказывается принять эту особу, а Карл настаивает на своем.
– Это ужасно! – воскликнула я.
– Кларендон пытался убедить короля в том, что он неправ, и Карл, несомненно, прекрасно это понимает, но, как я уже сказал, перед чарами леди Кастлмейн он бессилен, – заключил Генри.
Я была вне себя. Екатерина понравилась мне с первого взгляда. Мне показалось, что у нее мягкая, восприимчивая натура, но самое главное – она была католичкой, и я надеялась, что она благотворно повлияет на Карла.
В какое же трудное положение попала я, едва ступив на английскую землю! Сидя на берегу реки, я долго обсуждала это с Генри.
– Всякий раз, когда я приезжаю в эту страну, меня сразу же окружают сплошные неприятности, – говорила я. – О Генри, как мне хочется опять очутиться в Шайо или Коломбе!
Потом я вспомнила о моей дорогой Генриетте и обо всем, что произошло с нею во Франции, – и впервые в жизни вдруг почувствовала себя старой и, в сущности, равнодушной к тому, что творится в моей семье. Все мои дети выросли, и я ощутила острое желание отгородиться от их суетных забот и уединиться в своем маленьком замке в Коломбе, окружив себя лишь преданными друзьями, такими же – или почти такими же – старыми, как и я. Мы хорошо понимали друг друга и могли бы мирно жить вместе.
Теперь мне более всего хотелось поскорее вернуться назад во Францию. Я не хотела ссориться с Карлом, так как знала, что он всегда любил меня. Я не хотела ссориться с Джеймсом, а это неизбежно произошло бы, если бы я стала давать ему советы. И даже Генриетта давно уже предпочитала поступать по-своему.
Как выяснилось, я приняла весьма мудрое решение. Карл и Екатерина помирились, и она даже согласилась принять леди Кастлмейн в число своих придворных дам. Мало того, как ни странно, она вовсе не разлюбила Карла и была по-прежнему привязана к нему.
Сомерсет-Хаус, как и множество других замков и усадеб, был разграблен людьми Кромвеля и нуждался в ремонте, поэтому я довольно долго прожила в Гринвиче. В конце же лета я с радостью перебралась в Сомерсет-Хаус. Примерно в это же время я совершила маленькое открытие: после того как я прекратила вмешиваться в дела своих детей, они стали лучше относиться ко мне.
Мне очень нравилась королева, и она часто навещала меня. Это было печальное маленькое создание, чувствовавшее себя очень одиноким. Она страстно мечтала о ребенке, но у нее уже было несколько выкидышей и она не походила на женщину, способную произвести на свет здоровое дитя. Это огорчало и ее, и Карла; оба они прекрасно сознавали, что дело тут не в нем, ибо у него было трое или четверо незаконнорожденных детей, которых он не отказывался опекать, и все они отлично себя чувствовали.
Меня все больше тянуло в родную Францию. Я не любила холодные английские зимы, а местные туманы отвратительно действовали на мои легкие. В конце концов я сказала себе, что, невзирая ни на что, покину родину моего мужа и навсегда обоснуюсь неподалеку от Парижа. Правда, предполагалось, что я останусь жить в Англии, ибо Карл положил мне большое денежное содержание и Кларендон не хотел, чтобы эти деньги уплывали во Францию, но мое здоровье и состояние духа не позволяли мне долее задерживаться здесь. Я объявила о своем решении королю, но он воспротивился моему желанию и заверил, что сделает все, чтобы жизнь моя протекала приятно и покойно. Я вынуждена была подчиниться.