Дональд Маккейг - Ретт Батлер
Хоть Уилл был полевым фермером, животных он любил больше. Как и миссис Тарлтон, он с ума сходил по лошадям. Любил коров и мулов, по-дружески относился к своим свиньям: Кабанчику, Коротышке, Девочке. Он прямо восхищался их полным свинством. Как-то Девочка приболела, так Бентин полночи просидел возле нее, истратив уйму скипидара.
Забой свиней в первый холодный день ноября был горькой радостью. Да, Уилл набил мясохранилище до отказа, но нa следующее утро не мог подойти к свиному загончику. Девочка уже не встретит его радостным хрюканьем и не ткнется пятачком в ноги.
По субботам, с утра, из Атланты приезжал Эшли. Он был благодарен Скарлетт за заботу о Бо и часто привозил ей небольшие подарки: вышитый батистовый платочек или баночку английских ирисок.
По словам Эшли, строительство замерло. Пилы лежат без работы, бревна посерели. «Кимболл-хаус» закрылся.
— Депрессия, — равнодушно пожимал он плечами.
— Боже мой, Эшли, — хмурилась Скарлетт, — и тебя это не волнует?
— Меня волнует, кого в понедельник утром я уволю следующим и как он будет кормить свою семью.
Эшли выпивал чашку кофе с Бо, Скарлетт и Розмари и проверял, чему сын научился за это время по книжке «Макгаффи-ридерз», но никогда не оставался выпить вторую спешил в Двенадцать Дубов, где поднимался на кладбище поговорить с Мелани.
Кроткая Мелани не разделяла горе Эшли. Она уверяла скорбящего мужа, что когда-нибудь они воссоединятся. Беседуя с ней, Эшли прибирал кладбище, выбрасывал сухие ветки за стену. В третий свой приезд он привез топорик, чтобы проредить заросли. Мелани всегда любила открывающийся отсюда вид.
Он ночевал в домике негра-кучера — как и в Таре, солдаты Шермана пощадили негритянские хижины. Это была единственная ночь в неделю, когда Уилкс спал безмятежным сном без сновидений.
Прежде чем уехать в Атланту, он немного задерживался в Таре, предаваясь воспоминаниям о прежних временах.
Порой Скарлетт с удовольствием слушала его звучный и нежный голос. Когда же она была не в духе, то напоминала Эшли, что ему пора на поезд.
В одно субботнее утро он приехал раскрасневшийся, с блестящими глазами. Скарлетт за столом сводила счета. Розмари сидела рядом и штопала.
— Я продал лесопилки, — объявил Эшли, — одному янки с Род-Айленда. Боже милостивый, у этого человека денег без счета!
Скарлетт поджала губы.
— Самые современные лесопилки в Атланте!.. Эшли, сколько он заплатил?
Глаза его стали серьезными.
— Мне много не нужно. Я возвращаюсь в Двенадцать Дубов. Буду жить в домике кучера.
Розмари сжала его руку.
— Как я рада, что вы будете нашим соседом! Но что вы там будете делать сами по себе?
— Я один не останусь! — ответил Эшли, — Найму старика Моисея — помните его? — а тетушка Бетси поможет мне по хозяйству. Приятно будет видеть их снова. Да, и еще есть Уилсон, содержатель конюшни в Джонсборо, — каждое лето туристы-янки обращаются к нему, чтобы проехать мимо наших «живописных развалин». Восстановлю сады. Уберем ежевику, дикий виноград, и старый фонтан снова заработает. Помнишь фонтан, Скарлетт? Какой он был красивый?
А сады станут памятником Мелани. Двенадцать Дубов — такие, какими были, какими задумывались. Мелани их очень любила.
— Мистер Уилкс, — улыбнулась Розмари, — у вас доброе сердце.
Скарлетт нахмурилась.
— Ты станешь пускать туристов в свои сады за плату?
— Ну, я не думал о плате. Хотя, пожалуй…
Неожиданно похолодало. Река Флинт замерзла, а в доме жарко топились печки. Розмари перенесла занятия вниз, и гостиную. Над желобом, откуда пили кони и где текла болee теплая ключевая вода, поднимался пар.
До Рождества оставалось четыре дня, когда Мамушка вернулась из мясохранилища в такой ярости, что едва могла говорить. Все сидевшие в это время за столом — был завтрак — обернулись к ней.
— Все уничтожили! Испортили! Там нечистый побывал! — Она прислонилась к раковине, переводя дух, — Цветные такого не сделают.
Скарлетт вскочила.
— Что случилось, Мамушка?
Та дрожащей рукой указала в сторону хранилища.
Когда дети побежали за ней, Скарлетт рявкнула:
— Элла, Уэйд, Бо — оставайтесь в доме! Розмари, Сьюлин, пожалуйста, присмотрите за ними!
Дверь домика, сорванная с верхней петли, косо болталась. Уилл Бентин отодвинул ее в сторону и с опаской ступил внутрь.
— Бог ты мой! — охнул он.
— О господи, Уилл! — закричала Скарлетт. Окорока были срезаны и валялись на грязном полу, напоминая мертвых младенцев. Бочки с засоленной говядиной были опрокинуты. Все было завалено кучами навоза.
В дверях замаячила Мамушка.
— Это не цветные!
— Мамушка, — огрызнулась Скарлетт, — я и так вижу!
Бу, поджав хвост, сунул голову в запретное для него место и принюхивался.
Мясо вперемешку с навозом хлюпало у людей под ногами. Вонь стояла жуткая.
— Может, перемоем?
Уилл поднял один окорок и бросил, вытирая руки о штаны.
— Нет, мэм. Видите, как их посекли? Мясо испорчено, мисс Скарлетт. Чистая отрава.
Мамушка с расширенными от ужаса глазами задрожала.
— Это все те лодыри, опять пришли, — прошептала она.
Я знала, что когда-нибудь они вернутся.
— Война закончилась, Мамушка, — отрезала Скарлетт.
Шермановские солдаты больше нас не тронут!
Прошедшей ночью Бу лаял без умолку, но Уилл не стал вылезать из постели, чтобы посмотреть, чего это пес беспокоится. Теперь, выразительно рыча, Бу привел Скарлетт с Уиллом к садовой ограде, где снаружи вся земля была истоптана — здесь привязывали лошадей.
Уилл опустился на колени и рассмотрел следы.
— Похоже, их было трое, — покачал он головой, — Что за ублюдки — простите за выражение, мисс Скарлетт.
— Будь они прокляты! — добавила она.
Уилл по следам дошел до дороги на Джонсборо, где они оборвались.
Никто из негров не переступал порог оскверненного мясохранилища — даже Большой Сэм, который служил кучером у Уилла Бентина, а до этого — у Джеральда О'Хара.
— Вот уж не думала, что ты стал трусом, Сэм, — прошипела Скарлетт. — Ведь ты Большой Сэм.
Резкие слова окатили понуро стоявшего Сэма.
— Есть вещи, с которыми цветные не шутят, — пробормотал он.
Уилл вместе со Скарлетт и Розмари погрузили перепачканное мясо в тележку и отвезли на свалку — в отдаленный овраг, куда сбрасывали мертвых животных с плантации.
Окорока, подпрыгивая, покатились по склону, и Уилл прошептал:
— Прощай, Девочка, мне очень жаль, что с тобой так обошлись.
