Мишель Моран - Нефертити
Нахтмин увидел страх в моих глазах, сразу же выскочил в коридор и велел стражникам запереть все двери во дворце.
— Никого не выпускайте! — крикнул он.
Появились Анхесенамон с Тутанхамоном.
— Что случилось? Кто пропал?
— Нефертити и Меритатон. Отправляйтесь в Зал приемов и никуда не выходите.
Я подумала об Окне Появлений. Нефертити иногда принимала посланцев в этих покоях, чтобы показать им город. Дети замешкались.
— Быстро! — прикрикнула я на них.
Я помчалась через дворец. Струйки пота текли из-под парика мне в глаза. Я сорвала парик и отшвырнула в сторону. Мне было безразлично, куда он упадет и кто его подберет.
— Нефертити! — крикнула я. — Меритатон!
Как они могли уйти обе? Где они могут быть? Я свернула в коридор, ведущий к Окну Появлений, и отворила дверь.
Кровь уже растеклась по мозаичному полу.
— Нефертити! — закричала я, и мой голос эхом разнесся по дворцу. — Нефертити!!! Нет! Не может быть!
Я встряхнула ее.
— Не может быть!
Я прижала тело сестры к груди, но оно уже остыло. Потом в покоях появились отец с Нахтмином.
— Обыскать дворец! — крикнул Нахтмин. — Обыщите все покои! Все шкафы, все сундуки, все погреба!
Он видел нож, валяющийся на полу, и видел, насколько глубока рана в боку у Меритатон.
Я рухнула рядом с племянницей.
— Эхнатон!!! — закричала я так, что меня должен был услышать и Анубис.
Это были его жрецы, его религия. Отец пытался оторвать меня от Нефертити, но я не могла ее отпустить. Тогда он присел рядом, и мы сидели вместе, обнимая нашу царицу, мою сестру, его дочь, женщину, которая тридцать один год правила нашими жизнями.
Тут в покои вбежала моя мать, а за ней — Анхесенамон и Тутанхамон, нарушившие мое распоряжение.
— Амон милостивый… — прошептала мать.
Велеть детям уходить было поздно. Они уже увидели, что сделали жрецы Атона.
— Осторожно! — воскликнула я.
Хотя что уже было толку с осторожности?
Анхесенамон нагнулась и коснулась сестры, жизнь которой оборвалась, когда ей было всего пятнадцать лет. Анхесенамон посмотрела на меня, а Тутанхамон закрыл глаза Меритатон.
Я прижала тело Нефертити к себе, пытаясь прижать к себе и ее дух, вернуть ее обратно.
Но царствование Нефертити завершилось. Она покинула Египет.
— Тсс, — прошептал Нахтмин сыну. — Мама плохо себя чувствует.
— Может, принести ей ромашки? — спросил Барака.
Нахтмин кивнул:
— Давай.
Муж подошел к кровати, посмотрел на меня, потом отстегнул свой меч и сел рядом со мной.
— Мутноджмет, — мягко произнес он. — Мив-шер. — Он погладил меня по щеке. — Прости, но я принес плохие вести. Я хотел сам сообщить тебе об этом, пока ты не услышала все от кого-то другого.
Я попыталась подавить страх. «О боги, только бы не мать с отцом!»
— Тело твоей сестры осквернили. Жрецы Атона ворвались в покойницкую и попытались уничтожить его.
Я отбросила льняные покрывала.
— Я должна видеть ее!
— Не надо. — Нахтмин взял меня за руку. — Повреждения… — он заколебался, — очень серьезные.
Я прикрыла рот ладонью.
— Ее лицо? — прошептала я.
Нахтмин опустил взгляд.
— И грудь.
Места, в которых обитает ка. Они попытались уничтожить ее душу. Они попытались убить ее не только в жизни, но и в смерти!
— Но почему? — вскрикнула я, с трудом поднимаясь с постели. — Почему?
— Бальзамировщики все исправят, — пообещал Нахтмин.
Но я обезумела от ярости.
— Как они могут исправить ее? Она была прекрасна! Прекрасна!
Я упала мужу на руки.
— Бальзамировщики это умеют. А потом ее похоронят втайне, сегодня же ночью. Уже сделан новый саркофаг. А ее саркофаг когда-нибудь пригодится Туту. Он будет следующим фараоном.
Наш Тут? Да ему же всего девять лет!
— Как же Осирис узнает ее в лицо? — всхлипывая, спросила я.
— Они привезут ее статуи из Амарны. Высекут ее имя на всех стенах новой гробницы. Осирис найдет ее.
Но я заплакала еще сильнее. Я не могла сдержать слез. Потом до меня дошло, что сказал Нахтмин, и я посмотрела на него сквозь боль:
— А погребение?..
— Сегодня ночью. Присутствовать будут только твой отец и верховный жрец Амона. Это слишком опасно. Жрецы Атона могут отыскать ее и уничтожить во второй раз.
Он обнял меня.
— Мутноджмет, мне ужасно жаль…
Люди на улицах плакали о Нефертити. Она была их царицей, их фараоном. Она вернула им Фивы и восстановила блистательные храмы Амона. Я стояла у Окна Появлений и смотрела, как люди толпятся у ворот дворца, увешивая их амулетами и цветами. Одни безудержно рыдали, другие были молчаливы, и мне казалось, будто сердце в моей груди превратилось в камень — таким тяжелым оно было.
Нефертити умерла.
Она отправила наше войско навстречу победам на Родосе и в Лакисе, но никогда больше она не наденет одеяние Некбет и не вскинет руки, приветствуя народ. Никогда больше я не услышу ее смеха и не увижу, как она недовольно щурится. В коридоре послышались шаги отца, и я подумала, что он пришел посмотреть, как тут я. Дверь в пустой Зал приемов распахнулась, и тишину нарушил стук сандалий.
— Мутноджмет.
Я не обернулась.
— Мутноджмет, мы собираемся в Пер-Меджате. Тебе тоже следует там быть. Это касается Тутанхамона.
Я не ответила. Отец подошел и встал рядом.
— Ее похоронили со всем подобающим тщанием, — сказал он. — Со всеми статуями из Амарны и богатствами Фив.
Голос его был исполнен печали, и я повернулась к отцу. Его любовь к Нефертити была записана на его лице морщинами. Он стал выглядеть куда старше, но Египет остался, и им нужно было править. Египет будет всегда, даже если Нефертити с нами нет.
— Это несправедливо. — Я с трудом сдержала всхлип. — Почему жрецы Атона убили ее? Почему?
— Потому что она сотворила пылких верующих, — ответил отец. — А верующие готовы сделать все, что угодно, лишь бы заставить замолчать того, кто нападает на них.
— Но она была фараоном! — воскликнула я. — Чего они добились, убив ее? Что это им дало?
— Страх. Они надеются, что следующий фараон будет настолько бояться их, что позволит им возвести свои храмы. Они не понимают, что, если следующий фараон не вернет храмы Атона Амону, он умрет в любом случае.
— Потому что народ взбунтуется, — поняла я.
Отец кивнул.
— Значит, фараон обречен иметь во врагах либо жрецов Атона, либо весь народ.
— А никакой фараон не пойдет против собственного народа.
Я смахнула слезы.
— Почему время не остановилось? — прошептала я. — Этого не должно было произойти!
