Мишель Моран - Нефертити
— Давайте поплывем во дворец и покажем маме, что я умею! — с гордостью предложила Анхесенамон.
— Думаешь, царице это понравится? — поинтересовался практичный Барака.
Анхесенамон откинула с лица юношеский локон. Через два года ей предстоит сбрить этот локон и сделаться женщиной.
— А кого волнует, что там себе думает Меритатон? Она только и делает, что читает свитки и декламирует стихи. Она как Тутанхамон, — обвиняюще заявила девочка.
Тут обиделся.
— И вовсе я не такой, как царица! — возразил он. — Я каждый день хожу на охоту!
— Ты тоже декламируешь стихи, — поддразнила его Анхесенамон.
— Ну и что такого? Наш отец писал стихи.
Барака оцепенел, а Анхесенамон зажала рот руками.
— Все в порядке, — поспешил вмешаться Нахтмин.
— Но Тут сказал…
Анхесенамон не договорила.
— Неважно, что он сказал. А давай-ка мы отправимся сейчас к твоей матери и покажем ей, что ты умеешь? Она в любом случае будет ждать нас.
Солнце уже почти зашло. Вскоре нас действительно должны были ждать в Большом зале Мальгатты. Когда мы плыли через реку — на веслах сидели двое слуг, — Анхесенамон повернулась к Тутанхамону:
— Тебе не следовало так говорить про отца.
— Оставь его в покое, — сказал Барака, выступив на защиту Тута. — Он был и твоим отцом тоже.
Анхесенамон набычилась:
— Спорим, Мутноджмет это не понравилось бы!
— Что не понравилось?
Трое детей посмотрели на меня. Я улыбнулась с невинным видом.
Анхесенамон изо всех сил постаралась сделать вид, что правота на ее стороне.
— Разговоры про царя-еретика. Я знаю, что ты бы этого не одобрила, — сказала девочка. — Мать говорит, что о нем не следует говорить, особенно при людях, и что это из-за него творятся эти беспорядки в Нижнем Египте. Если бы он не отказался от богов и не создал жрецов Атона, они сейчас не дрались бы на севере, и нашим жрецам в Фивах ничего бы не грозило, потому что никто не нападал бы на них по ночам и не устраивал беспорядки.
— Твоя мать так говорит? — с интересом спросил Нахтмин.
— Да.
Но Анхесенамон продолжала смотреть на меня, ожидая моего ответа, и в конце концов все, кто был на барке, повернулись ко мне, посмотреть, что я скажу.
— Возможно, и вправду лучше не говорить о фараоне Эхнатоне при людях, — признала я, и Анхесенамон заносчиво посмотрела на Тутанхамона. — Однако же нет ничего дурного в том, чтобы помнить о человеке хорошее.
Анхесенамон уставилась на меня. Нахтмин приподнял брови.
— Он писал стихи. — Я заколебалась. — Он искусно управлялся с луком и стрелами. Возможно, вы унаследовали эту способность от него.
— Моя мать хорошо стреляет из лука! — возразила Анхесенамон.
— Это верно, но Эхнатон управлялся с ним необыкновенно проворно.
И мне тут же вспомнилась та женщина в Зале приемов, которая пыталась бежать от чумы, чтобы спасти своего ребенка. Я запахнула плащ на груди, а Анхесенамон потянулась ко мне, словно ей очень нужен был ответ на какой-то важный вопрос.
— А мой отец вправду был еретиком? — спросила она.
Я неловко поерзала на подушке, избегая взгляда Нахтмина.
— Он был ревностным приверженцем Атона, — осторожно произнесла я.
— Это поэтому мать встречается со жрецами Атона, хотя визирь Эйе говорит, что это опасно? Из-за того, что наш отец верил в Атона и ей их жалко?
Я посмотрела на Нахтмина.
— Не знаю, — ответила я. — Я не знаю, почему она встречается с ними, хотя все ей говорят, что это опасно. Возможно, она до сих пор грустит.
— О чем?
— О том, что поддалась обману Атона, в то время как великий бог Египта — это Амон, — заявил Барака.
Нефертити встречалась с жрецами Атона вопреки протестам своих визирей, здравому смыслу и отцовским предостережениям.
— Я все улажу, — поклялась она, шагая по парапету новой стены, окружающей Фивы.
С возрастом ее хрупкая красота посуровела и сделалась пронзительной, словно нож. Ей был уже тридцать один год.
— Но что, если здесь нечего улаживать? — спросила я. — Они преступники. Они хотят власти, и они готовы убивать, лишь бы снова заполучить ее.
Нефертити решительно покачала головой:
— Я не допущу междоусобицы в Египте.
— Междоусобица будет всегда. Так же как и раздоры.
— Но не в моем Египте! Я поговорю с ними.
Нефертити вцепилась в край амбразуры и посмотрела на другой берег Нила. Недавно обтесанные камни нагрелись под палящим солнцем месори. С того места, где мы стояли, виден был весь город: мой дом за Нилом, храм Амона, сотни царских изваяний.
— Что толку в разговорах? Их следовало бы отправить в каменоломни.
— Я — народная царица. Пока я правлю этой страной, здесь будет мир.
— И чем встречи с жрецами Атона помогают достичь этого самого мира?
— Возможно, мне удастся убедить их вернуться к Амону. Прекратить борьбу. — Нефертити искоса взглянула на меня, проверить, слушаю ли я. — Мне является столько видений, Мутноджмет… О Египте, снова раскинувшемся от Евфрата на востоке до Куша на юге. О стране, где Амон и Атон могут существовать бок о бок. Завтра я встречаюсь с двумя жрецами Атона. Они обратились с прошением о собственном храме…
— Нефертити! — твердо произнесла я.
— Я не могу разрешить им занять какой-нибудь храм Амона. Но их собственный храм… Почему бы и нет?
— Потому что они захотят большего!
Нефертити помолчала, глядя на Фивы.
— Я заключу мир с ними, — поклялась она.
Следующим вечером я влетела в Пер-Меджат. Отец испуганно взглянул на меня.
— Ты видел Нефертити? — спросила я.
— Она в Зале приемов, с Меритатон.
— Нет. Тутмос видел ее в обществе двух жрецов Атона. Она обещала, что встретится с ними в Большом зале, но там ее нет!
Мы с тревогой посмотрели друг на друга и помчались на поиски вместе. Время приема просителей уже закончилось. Мы ворвались в Большой зал, и дворцовые стражники напряглись.
— Найдите фараона! — выкрикнул отец.
В его голосе прозвучал такой страх, что дюжина стражников тут же сорвались с места и побежали в разные стороны, распахивая дверь за дверью и зовя Нефертити по имени. Нам слышны были их крики «Ваше величество!» — но ответа им не было.
У меня мучительно заныло под ложечкой — никогда прежде я не испытывала ничего подобного.
Нахтмин отыскал нас в Большом зале.
— Что случилось?
— Нефертити! Ее не могут отыскать. Тутмос сказал, что видел, как она разговаривала с двумя жрецами Атона.
Нахтмин увидел страх в моих глазах, сразу же выскочил в коридор и велел стражникам запереть все двери во дворце.
