Линда Миллер - Невеста принца
Настороженно посмотрев на нее и кивнув, Барретт скрылся за дверью, а Рафаэль остался, с любопытством вглядываясь в лицо Анни, словно она выскочила из лампы, как джинн в сказке.
— Доброе утро, ваше высочество, — наконец выдавила она из себя и покраснела.
Анни отлично помнила, зачем искала принца, и не позволила своим мыслям ни на секунду отвлечься.
В легкой усмешке он приподнял уголки губ.
— Мне кажется, Анни, мы так давно с вами знакомы, что вы могли бы звать меня по имени.
Когда его губы произнесли ее имя, она поняла, что это может грозить ей неисчислимыми бедами, потому что действовало на нее примерно так же, как его вчерашний поцелуй.
— Хорошо, — произнесла она неожиданно охрипшим голосом. — Рафаэль. Мне надо поговорить с вами об одном очень важном деле.
Он насмешливо глянул на нее своими серыми глазами, или Анни показалось, что насмешливо, но она все равно разозлилась, в основном потому, что ощущала его бесконечную власть над собой.
— В чем дело? — спросил принц.
Она огляделась. Во дворе было всего несколько слуг, и все же она ощущала неловкость, не зная, как говорить о чувствах Федры в присутствии чужих людей.
Рафаэль, по-видимому, правильно понял ее нерешительность, потому что взял ее под руку и, отдав рапиру проходившему мимо слуге, повел ее в часовню.
— Поговорим в часовне, — открывая дверь, сказал он с некоторым опозданием.
Они сели рядом в последнем ряду. Анни смотрела на свои сплетенные пальцы. Рафаэль отдыхал рядом, положив руку на спинку скамьи.
Анни не находила слов.
— Ну же?
Торопливо попросив Господа послать ей самые убедительные и дипломатичные слова, Анни, в конце концов, подняла на Рафаэля глаза.
— Я о Федре. Она очень несчастлива.
Анни растрогало внимательное выражение, сразу же появившееся на лице Рафаэля.
— В чем дело? Она заболела?
Анни поспешно замотала головой.
— Нет. Не то. Просто… Знаете, ей не нравится договор семьи Сент-Джеймс и мистера Хэзлетта.
Рафаэль сощурил свои прекрасные серые глаза, и Анни подумала, что где-то совершила ошибку. А ведь она так старалась быть рассудительной и тактичной, и вот тебе…
— Все невесты тоскуют перед свадьбой. Женихи тоже. Такова человеческая природа, — сказал Рафаэль.
Он говорил твердо, не допуская своим тоном никаких возражений.
Анни закусила нижнюю губу. Она так долго и тщательно готовила свою речь, а теперь все слова вылетели у нее из головы, словно стая вспугнутых птиц. Что ж, ничего не поделаешь. Все равно придется идти до конца.
— Это другое, — храбро возразила она. — Федра хочет выйти замуж по любви.
Рафаэль произнес нечто, не подходящее для ушей девицы, что говорило о его нарастающем гневе.
— По любви…
Хотя разговор совершенно не касался самой Анни, тем не менее, она обиделась, словно он унизил лично ее своим презрением.
— Но вы же любили Джорджиану, — проговорила она, не в силах промолчать. — Это всем известно.
Рафаэль не пошевелился, однако Анни показалось, что они теперь ужасно далеко друг от друга. С его лица исчезло снисходительное выражение. Он стиснул зубы. На виске тревожно забилась тоненькая жилка. Анни вспомнила о наветах Люсиана. Он говорил, что его брат не был верен своей жене.
Ей очень хотелось, чтобы это было неправдой, потому что она могла простить все, но только не предательство.
— Да, — наконец проговорил он. У него словно сел голос. — Я любил Джорджиану, и она любила меня. Но нам просто повезло. Мы еще детьми были предназначены друг другу и всегда знали, что в один прекрасный день поженимся. — У Рафаэля потемнели глаза, и он вскочил со скамьи. — Федра станет женой Чандлера Хэзлетта. Все остальное чепуха.
Анни не поверила своим ушам, хотя Федра говорила ей, как поведет себя Рафаэль. Неужели жестокий обычай важнее жизни человека? Анни была уверена, что ее отец не выдал бы ее замуж против воли.
— Ваше высочество…
— Аудиенция закончена, мисс Треваррен, — проговорил Рафаэль.
Он ушел, а Анни осталась сидеть в часовне наедине с витражами, алтарем и жесткими скамейками.
Она была в отчаянии, потому что ни минуты не сомневалась, что Рафаэль поймет ее и его любовь к сестре возобладает надо всем остальным. Теперь ей была известна горькая правда… Принц Бавии больше заботился о протоколе и о документах, подписанных кем-то и когда-то. Счастье Федры стояло у него на втором месте.
Анни долго сидела в часовне, глядя, как танцуют в солнечном луче пылинки.
Потом, желая оттянуть свидание с Федрой, когда, как она понимала, ей придется сказать правду, она решила покататься на лошади и пошла в конюшню.
Конюхи были заняты. Они болтали и играли в кости с солдатами, и Анни, решив им не мешать, сама выбрала себе гнедую в яблоках лошадку, накинула на нее уздечку и вывела на солнышко, стараясь как можно меньше шуметь.
— Прошу тебя, постой тут, пока я схожу за седлом, — попросила Анни лошадку, погладив ее для вящей убедительности. — Мы, женщины, должны помогать друг дружке, если нельзя положиться на мужчин.
Лошадка покивала головой, словно полностью с ней соглашаясь, и Анни вернулась в конюшню. Выбирая для себя седло, она подумала, что, наверное, не совсем честно говорить, будто на всех мужчин нельзя положиться. А ее отец? Правда, маме время от времени приходится выдерживать с ним целые бои, чтобы Патрик Треваррен не свернул с правильного пути. А дедушка Бригхам Куэйд? А дяди? На них-то всегда можно положиться, по крайней мере, насколько Анни известно.
Когда Анни вновь вышла во двор, лошадка послушно стояла точно на том месте, где она ее оставила.
Быстро и ловко Анни оседлала ее, так как научилась это делать еще прежде, чем узнала алфавит и смогла сама завязывать шнурки на своих ботинках, и вскочила в седло. Она решила отправиться к Хрустальному озеру, а для этого ей надо было объехать чуть ли не весь замок.
Федра очень много рассказывала ей о колдовском озере с тех пор, как они подружились несколько лет назад, когда почти одновременно появились в Академии святой Аспазии в Швейцарии.
Обеим было очень одиноко и страшно в школе в первые недели, а Анни еще отчаянно скучала по родителям и сестрам.
От этого печального воспоминания у нее перехватило горло.
Патрик и Шарлотта Треваррен боялись, что их старшая дочь вырастет совершенной дикаркой, и после долгих споров и переговоров решили, что ей надо пообщаться с девочками своего возраста. Потом они выбрали для нее лучшую школу.
Теперь Анни отлично понимала, что они были правы, но тогда им всем пришлось очень тяжело.
