Джоанна Борн - Черный ястреб
Как же хорошо оказаться дома. Жюстина была рада провести некоторое время в мирной родной обстановке, прежде чем вновь подвергнуть себя опасности. Нельзя принимать маленькие радости жизни как должное, если завтра ты можешь быть лишен и этого.
Лицо Северен просияло. Она поостереглась прыгать на шатком кухонном табурете и поэтому облекла свою радость в слова:
— Жюстина, Жюстина! Я сделала булочки, и мы съели их на завтрак. По булочке получили Мадам, Бабетта, Бель-Мари и я. Всего четыре. — Она вытянула перед собой белую от муки руку, растопырив пальцы, а потом указала на полку, где стояли ступки всевозможных размеров и большая банка с солью. — Я припрятала одну и для тебя.
Жюстина в этом не сомневалась. Кривобокое произведение кулинарного искусства поджидало ее на тарелке с голубыми узорами. Неизвестно, какое будущее ожидает Северен, но поваром ей точно не стать.
— Как предусмотрительно с твоей стороны. Очень красивая булочка. Я заберу се с собой наверх. — Там Жюстина сможет спокойно скормить ее воробьям, обитающим на крыше. Если же Северен отправится с ней, Жюстине придется давиться твердым, как камень, тестом, восхваляя его вкус, дабы не обидеть сестру. Остальные, включая и куклу Бель-Мари, наверняка поступили так же.
— Бабетта позволила мне помочь ей делать яблочный пирог. Видишь, мы собираемся чистить яблоки. У меня тоже почти получается. Ты останешься на обед, Жюстина? Наверх мы подадим слоеный пирог с курятиной, а у нас будет суп из бычьих хвостов, хоть сегодня и жарко. Бабетта позволила мне порезать морковь. Мы купили петрушку, и я помогала ее мыть.
Целых три… нет, четыре дня Жюстина не общалась с Северен. Свержение Робеспьера, к которому она тоже некоторым образом приложила руку, вряд ли могло послужить оправданием. А теперь нужно спасать Невидимок. Жюстина будет занята весь вечер и всю ночь.
Дело найдется всегда. Работа на секретные службы может съесть без остатка, если не принять мер.
Жюстина склонилась над разделочной доской и поцеловала сестру в лоб, предусмотрительно отведя в сторону руку с корзиной. Если на пистолеты попадет мука, их трудно будет отчистить.
— Какая славная ленточка. — На косичке Северен красовался алый бант. — Бабетта ее тебе подарила?
— Нет, мужчина. Он хотел взять меня на прогулку. Он знает тебя' Сказал, что я вырасту такой же красавицей, как ты. — Девочка понизила голос. Она уже усвоила, что о некоторых вещах лучше помалкивать. — Он мне не понравился, но Бабетта сказала, что лучше повязать ленту и носить ее, пока он не уйдет.
— Леблан, — пояснила Бабетта и быстро добавила: — Я тут же забрала девочку. — Она говорила очень тихо, чтобы мужчины за столом ничего не услышали. — Ему нужно провернуть какое-то дело. Для маскировки ему потребовались женщина и маленькая девочка. Но я не позволила забрать малышку.
У Леблана хватило наглости приблизиться к Северен. Жюстина подцепила пальцами ленту, стараясь не показать охватившей ее ярости.
— Я заберу ее, — сказала Жюстина.
«И отдам старухе, подметающей улицу».
Если Леблан хоть пальцем дотронется до Северен, она пристрелит его.
Он оставался с ней наедине?
— Ни секунды. — Бабетта отрезала ножом кусок теста. — Я сразу же забрала ее к себе и не отпускала ни на шаг. Мне плевать на приказы этого негодяя. Мадам вернулась быстрее, чем он ожидал, разрушив его планы. Сейчас он у нее.
Возможно, она все же пристрелит Леблана. Он был помехой для Мадам. Теперь, когда в городе царил хаос, самое время начать убирать с дороги своих врагов.
Северен испачкала мукой щеку. Жюстина отерла ее кончиком фартука, прижала сестру к себе и расцеловала ее, перепачкавшись тоже. Она вновь выразила свое восхищение кривобокой булочкой и заботливо убрала ее в карман фартука.
— Я съем ее сегодня за ужином, перед тем как уйду. — Жюстина многозначительно взглянула на Бабетту, давая той понять, что поздно вечером уйдет из дома. Бабетта кивнула. Она присмотрит за Северен со всей строгостью и нежностью крестьянской души.
А вот завтра Жюстина целый день проведет с сестрой. Может, им даже удастся сходить в сады Тюильри и, если не будет беспорядков, покормить голубей.
Гостиная Мадам располагалась на втором этаже. В коридорах царила тишина. Женщины, проживающие в доме, спали в своих комнатах либо болтали в салоне. Некоторые из них пошли прогуляться, несмотря на жару, и теперь сидели на скамейке в парке, весело щебеча и улыбаясь проходящим джентльменам.
Жюстина сняла с себя наряд служанки и переоделась в платье с высокой талией, сшитое по последнему слову молы. В нем она казалась старше своих лет и выглядела невероятно модной и привлекательной.
Тихо постучавшись в дверь гостиной, она вошла внутрь, и звук се шагов утонул в толстом ковре, устилавшем пол. Мадам, которая, казалось, всегда знала и чувствовала, что происходит вокруг, подняла голову и улыбнулась. Леблан сделал вид, что не заметил девочку.
Он занял самое большое кресло Мадам и теперь сидел в нем, развалясь и положив ноги на низкий стульчик с мягким гобеленовым сиденьем. Одежда Леблана была дорогой, но вульгарной. Он происходил из семьи провинциальных фермеров, занимавшихся разведением свиней. Казалось, от него исходил еле заметный запах свинины. Даже его глаза, горящие высокомерием и эгоизмом, походили на свиные.
Жестокий и практичный Леблан быстро занял руководящую должность в тайной полиции. В этом ему помогла и революция. При якобинцах он стал очень могущественным человеком. Даже Мадам относилась к нему с опаской.
— Мадам! — Жюстина присела в глубоком реверансе.
Потом она гордо вздернула подбородок и еле заметно согнула колени в реверансе, предназначавшемся Леблану. Большего выскочка свинопас не заслужил.
Если Леблан казался слепленным из деревенской грязи и ненависти, то Мадам была выкована из стали. На ней было платье нежного оттенка лаванды, декольте которого было столь глубоким, что каждый желающий мог в подробностях разглядеть ее грудь. Однако Мадам держалась с таким достоинством, что никто не осмелился бы назвать ее наряд непристойным. Она словно перенеслась в день сегодняшний из древних времен, когда человеческое тело считалось священным, а нагота не являлась чем-то постыдным. Ее черные гладкие, точно эбонит, волосы были собраны на затылке с помощью серебряных гребней и свободно струились по спине. На ней не было драгоценностей. Ни единого колечка. Мадам стояла возле секретера из палисандрового дерева и держала в руке письмо. Она заметила особенности двух поклонов, и в глубине ее глаз вспыхнуло одобрение.
