Барбара Картленд - Незабываемый вальс
— У меня никогда раньше не было… такого платья, — прошептала она. — Как мне отблагодарить вас?
— А я как раз собирался поблагодарить вас, — ответил граф, — за то, что своим обществом вы скрасили мое путешествие. Вы исключительно интересная особа.
Батиста недоверчиво взглянула на него:
— Вы и вправду так считаете?
— Я не стал бы говорить неправду, это не в моих правилах, — заверил он. — А сейчас позвольте предложить вам шампанского.
— Мне даже нечем вас отблагодарить, — сокрушалась Батиста. — Мне так неловко… Вы столько сделали для меня.
Она помолчала и добавила:
— Я, должно быть, стою вам уйму денег, милорд.
— Большинство женщин так или иначе разоряют мужчин, — пошутил граф.
— Думаю, что, будь я вашей любовницей, вы бы истратили гораздо больше.
— Я не позволю своей племяннице говорить подобные вещи! — сказал граф.
Батиста притихла, пытаясь понять, действительно ли граф рассержен. Но, увидев, что он только пугает ее, она кротко сказала:
— Я не думаю, что вы очень уж похожи на дядю.
— Ошибаетесь, — возразил граф. — У меня уже есть племянники и племянницы.
— А ваши племянницы такие же хорошенькие, как я? — кокетливо спросила Батиста. Нарядное платье совершенно преобразило ее, придало ей уверенности в себе.
— Пожалуй, что будут, когда вырастут, — ответил граф. — Самой старшей моей племяннице, насколько я помню, сейчас должно быть лет восемь.
— Значит, я единственная в своем роде, — удовлетворенно произнесла Батиста, — и хочу ею остаться. Вот что я подумала, когда примеряла эти чудесные платья…
Тут она осеклась и испуганно взглянула на него:
— Ничего, что я попросила два платья… Мне ведь нужно иметь что-нибудь на смену… Верно?
— Так вы купили два? — уточнил граф.
Батиста кивнула с виноватым видом.
— Простите, что я пожадничала… Но ведь мое старое платье порвалось и…
— Я очень рад, что вам понравились эти платья, — сказал граф. — Надеюсь, что Вы приобрели и все необходимое на данный момент.
— Благодарю вас, — воскликнула Батиста. — Вы удивительно добры! Я обещаю, что когда-нибудь возмещу все ваши расходы.
— Каким же образом?
— Возможно, когда я уже буду жить с мамой, то выйду замуж за состоятельного человека… или, как я фантазировала, начитавшись исторических хроник, в Париже я стану куртизанкой. Представляете, как это должно быть интересно?
Граф воздержался от комментариев, потому что затруднялся объяснить этой невинной девочке глубину ее заблуждений, а она продолжала:
— Я как-то читала книгу о мадам де Помпадур. Там описывалось, как она делала все возможное, чтобы угодить королю. Однако король не очень нравился ей как мужчина.
Она подумала и добавила:
— Думаю, ей не нравилось с ним целоваться. Но я не очень понимаю, зачем же тогда она согласилась быть его любовницей.
Граф сделал глоток шампанского и сказал:
— Совсем ни к чему забивать себе голову историями о мадам де Помпадур или о каких-либо других куртизанках. Вам совсем не пристало быть одной из них.
— Почему? Если уж у самого короля была куртизанка, значит в этом нет ничего предосудительного.
— Людовик XIV уже давно умер, — объяснил граф. — С тех пор все изменилось.
В душе он попросил прощения за столь откровенную ложь. Даже сейчас император Франции выставлял напоказ своих любовниц, и только в викторианской Англии еще создавалась видимость высоконравственного поведения. Впрочем, провозглашенные повсюду моральные принципы не распространялись на беспутного принца Уэльского.
— Жаль, — огорчилась Батиста. — Мне казалось восхитительным занимать положение, подобное мадам де Помпадур!
— Такое положение несло в себе определенную долю риска, — заметил граф. — В учебниках истории, наверное, забыли указать, что известной вам мадам дю Барри отрубили голову.
— Я помню это, — сказала Батиста. — Но почему? Что такого она сделала?
— Она была связана с Людовиком XIV.
— А… понятно. Тогда и вправду безопаснее оставаться вашей племянницей, — легко согласилась Батиста.
— Да, уж сделайте милость! Вы всех в этом должны убедить, — попросил граф, — и, как я уже говорил, ни одна моя племянница не станет заводить разговор о куртизанках и тем более завидовать их положению. Впредь старайтесь придерживаться общепринятых тем.
— Я буду стараться не говорить ни о чем таком с посторонними, — пообещала Батиста. — Но с вами мне хочется говорить обо всем, что мне интересно.
— Другими словами, о лошадях, — подсказал граф и чуть было не добавил: «Темы любви во всех ее проявлениях мы вообще не будем касаться».
И за ужином, который им подали в гостиную, они преимущественно говорили о лошадях.
Батиста немного расстроилась, что они не ужинали внизу в ресторане.
— Я никогда не была в ресторане, — с сожалением сказала она. — Может быть, мы все-таки спустимся вниз? Мне бы так хотелось показаться на людях в новом платье.
— Вы еще успеете это сделать, — успокоил ее граф. — Как бы то ни было, я уже приказал подать ужин в гостиную. Но, если вы пожелаете ужинать в ресторане без меня, я не стану вам препятствовать.
Он нахмурил густые брови, голос его звучал довольно холодно, но Батиста рассмеялась.
— Не будьте таким смешным, милорд! — сказала она. — Там все равно не найдется такого высокого красивого дворянина, как вы, а меня не устроит общество каких-то французиков.
— Слышали бы вас сейчас эти «французики», — усмехнулся граф. — Но позволю себе заметить, что родственники, как правило, так откровенно не восхищаются друг другом и вполне обходятся без комплиментов.
— Вы требуете невозможного, — заявила Батиста, — мне очень хочется рассказать вам все, что я думаю и чувствую, и простите великодушно, если я сказала что-то не то. Учтите, я никогда раньше не ужинала вдвоем с незнакомым мужчиной.
Она улыбнулась.
— Вот сейчас я думаю о том, что вы самый замечательный мужчина в мире. Вы взяли меня в Париж и спасли от папы.
Граф не знал, какие доводы он должен привести, чтобы убедить Батисту, что ей не подобает говорить подобные вещи. Он заговорил об искусстве, и Батиста удивила его своими познаниями в этой области. Потом он снова принялся рассказывать ей о Париже, и девушка слушала его с огромным интересом. Незаметно для себя граф описал разных политических деятелей, людей, с которыми намеревался встретиться, словом, все то, что сейчас было у него на уме.
Ужин прошел оживленно, и, когда слуги покинули комнату, она сказала:
