Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 3
Она старалась отпрыгнуть не назад, а вбок, чтобы не оказаться прижатой к барьеру. Однажды она споткнулась о труп, перекатилась через него, выставив вперед щит, и встала на ноги как раз вовремя, чтобы уклониться от удара, направленного в горло. Аристос двигался вперед, ступая вперевалку, слоновьим шагом в противоположность мягким, грациозным прыжкам Аурианы. В ее движениях была красота отчаяния. Публика воспринимала это как трагедию отважного лося, из последних сил отбивающегося от окружившей его стаи волков.
— Бедняжка! — негромко воскликнул Метон. — Она прекрасно владеет мечом, но чтобы победить Аристоса, этого мало. Он должен прекратить эту игру в кошки-мышки и не мучить ее дольше. Наверное, она родилась под двумя лунами. Как она хороша! Какая глупая, ненужная смерть!
Суния замерла с рукой, поднесенной в отчаянии к горлу. Горе настолько потрясло ее, что не было сил даже заплакать.
«Я не должна пережить ее. Она умирает за всех нас!» — Суния вцепилась в руку Акко, стоявшего позади Метона.
— Умоляю тебя, дай мне свой кинжал!
— Замолчи, женщина! Если ты хочешь умереть, это можно устроить, но не при помощи моего кинжала.
Ауриана почувствовала себя при смерти. Все ее мускулы, казалось, превратились в мягкую, бесформенную массу. Ни одна ее уловка не действовала. Бессчетное количество раз она пыталась начать атаку, и ничего не получалось.
«Я зашла слишком далеко в течении, и оно оказалось слишком сильным. Фрия, Водан, святая земля, почему вы покинули меня?»
Ее народ, надежда, любовь казались смутными и далекими как звезды. Жизнь заканчивалась так же, как и началась — в страхе и боли.
И вдруг за спиной она почувствовала препятствие. Слишком поздно до нее дошло, что Аристос прижал ее к водяному органу. Сначала она ударилась о его бронзовую вертикальную часть, а затем прокатилась по клавишам. Сложный механизм сразу же был приведен в действие. Маленькие бронзовые дельфины передали усилие поршням, которые зашли в цилиндры. Сжатый воздух поступил в трубы, и над ареной раздались резкие нестройные звуки, вызвав веселье у публики. К этой какофонии присоединился торжествующий смех Аристоса. Она доставила ему много хлопот, но в конце концов случилось то, что должно было случиться.
По рядам, где сидели плебеи, прокатился стон возмущения. Лишь кое-где слышался разрозненный смех. Воздух огласился воплями протеста с галереи для женщин.
Завывание органа вызвало ухмылку на лице Домициана.
— Ауриния играет на этой штуке куда лучше, чем твои музыканты! — заметил он Планцию.
В то же самое время безвыходное положение, в котором находилась Ауриана, возбудило в нем похоть, и он с вожделением подумал о двух амазонках, ожидавших его во дворце.
«Аристос, дай же мне сейчас мое доброе предзнаменование!» — подумал он.
Ауриана почувствовала, как в спину ей больно впилось дубовое основание органа. На нее упала тень от огромного туловища Аристоса.
— Насладись своим последним дыханием жизни, мерзкая отцеубийца! — прокричал он, еще не успев отдышаться, и тут же попытался проткнуть ее мечом насквозь.
Однако острие его меча не успевало застать Ауриану на одном и том же месте. Она лихорадочно металась из стороны в сторону, но все пути отхода были закрыты этим дубовым инструментом. Из попытки проскользнуть у Аристоса под рукой ничего не вышло, он преградил ей дорогу ногой, обутой в кожаный сапог, а затем ударил в плечо выпуклостью щита. Воля и решительность ее таяли с каждой секундой.
С дразнящей ясностью Ауриана вдруг увидела рунические знаки, нарисованные на белой ткани: руны смерти и возрождения. Возрождению всегда предшествует смерть. «Я твоя, Одберт! Парки отвергают меня».
В этот момент Петрония впустили в императорскую ложу. Очень волнуясь, он остановился у императорского ложа и стал ждать, когда Домициан обратит на него внимание. При этом он старался не смотреть на руки Императора. Пухлая плоть, пережатая перстнями, в изобилии унизывавшими пальцы, напоминала ему колбаски из телятины с укропом, которые продавали сегодня на рынке. Мрачный, насупленный взор Домициана остановился на полпути между схваткой у водяного органа и начальником преторианской гвардии.
— Робость не является достоинством начальника преторианцев. Живо выкладывай, что там у тебя.
Петроний про себя воздал хвалу Немезиде, чтобы та дала твердость его голосу, когда он наклонился к самому уху Императора, чтобы сообщить важные известия. На какой-то момент нервозность начисто отшибла ему память, и он к своему ужасу обнаружил, что не помнит того, о чем должен был говорить. Злобная гримаса на лице Домициана тоже не способствовала красноречию. Пауза затянулась. Петроний подумал, что если Домициан сочтет его приход бессмыслицей, то следующая его аудиенция состоится с парой весьма недружелюбных молоссианских псов на арене.
— Мой повелитель, прими почтительнейшие извинения твоего покорного слуги за это несвоевременное вторжение, — начал Петроний, проклиная свой голос за неестественный, высокопарный тон. — Если бы дело не касалось твоей безопасности…
— Почему бы тебе не продекламировать всю Энеиду, прежде чем приступить к главному? Говори немедленно! — прорычал Домициан и переключил свое внимание на арену.
Каким-то непостижимым образом эта ведьма сумела увернуться от трех выпадов подряд, сделанных почти в упор, но все же ее конец был неминуем.
— Раскрыт заговор. Они собираются предать тебя смерти через час прямо здесь, на том самом месте, где ты сидишь.
Домициан вдруг подскочил и выпрямился, встав как копье. Его лицо застыло в страхе, а глаза сузились и смотрели остро и враждебно, словно резали кинжалами. Он больше не смотрел на арену. Все заботы об Аристосе и связанных с ним предзнаменованиях испарились перед лицом угрозы, серьезность которой была очевидна, если о ней сообщил начальник преторианцев. Он подал знак Петронию говорить потише, потому что не желал доверять эти сведения ушам Планция.
— Это злодейство замыслили ваши самые надежные камергеры, — продолжал Петроний. — Парфений, Стефаний и Сатур… У нас есть основания полагать, что они совратили несколько офицеров-преторианцев низшего ранга, лишившихся рассудка и поддавшихся…
Услышав эти имена, Домициан почувствовал особенно глубокое разочарование. Итак, даже собственные придворные восстали против него. Почему богам так нравится смущать его тем, что они позволяют сбываться предсказаниям этого негодяя?
«Мои придворные! О, Минерва, я так и знал, что пригрел змей на своей груди. Это очень опасное и запутанное дело. Ниточки потянутся и к другим вельможам. Камергеров нужно допросить умело, с толком, чтобы выпытать у них имена всех их тайных сообщников. Марк, ты хитрейший распутник, ловкий обманщик и лицемер, который думает, что лучше меня знает моих придворных. Несомненно, что ты уже что-то пронюхал, когда давал мне советы по этому поводу… Нет, будет несправедливо, если я опять обращусь за помощью к человеку, которого однажды унизил, удалил от себя и бросил в тюрьму».
