Элизабет Чедвик - Летняя королева
Днем они отправились на верховую прогулку, как он и обещал. Генрих вез на запястье свой подарок – кречета Изабеллу. Алиенора оставила Ла Рину на конюшне, чтобы Генрих сполна насладился своей птицей, не чувствуя соперничества. Он умело обращался с Изабеллой, и она летала для него, демонстрируя силу, красоту и свирепость, а он весело хохотал, наблюдая, как она парит и падает вниз камнем. Изабелла поймала нескольких сизых голубей, а потом принесла и упитанного фазана. Широко улыбаясь, Генрих воткнул одно хвостовое перо в свою шляпу. Наблюдая за ним, Алиенора чувствовала, как сжимается сердце. Он такой энергичный, довольный собой безмерно, но это шло от уверенности, а не от зазнайства.
Они остановились у ручья, чтобы перекусить, и Генрих отдал Изабеллу помощнику, а тот привязал ее к насесту.
Алиенора протянула своему новому мужу кубок с вином запить хлеб с сыром, которые он поглощал с аппетитом.
– Теперь, когда мы отведали наш брак, что будем делать с Людовиком? – поинтересовалась она.
Он сделал глоток вина и посмотрел на нее, в его серых глазах вспыхнул вопрос.
– А с чего бы нам вообще что-то делать?
– Статус главных землевладельцев обязывает нас спросить у него разрешения еще до свадьбы.
– Маловероятно. – Генрих фыркнул.
– Но у него остается право применить против нас санкции – возможно, даже военные.
Генрих пожал плечами:
– В таком случае он не застанет меня врасплох, я всегда начеку.
– Нельзя быть в трех местах одновременно.
– Ты так думаешь? – Этот разговор его, видимо, забавлял. – Римский военный теоретик Вегеций говорил, что смелость важнее численности, а скорость важнее смелости. Моя армия стоит в Барфлёре, но, если придется, я могу быстро ее мобилизовать и поменять направление. Воины мои лучше, чем у Людовика, и я умею ими командовать. В моем лагере всадник сидит на лошади, а не наоборот. Я понимаю, чем рискую, – добавил он, – и все же иду на риск, поскольку награды все перевешивают. – Он посмотрел на нее хищным горящим взглядом. – Вы не согласны, мадам?
Она отсалютовала ему кубком:
– Я пока не приняла решения.
Генрих отставил свой кубок и наклонился к ней, чтобы поцеловать.
– Но вас можно убедить?
Алиенора расхохоталась:
– Меня всегда можно убедить.
Генрих был готов к отъезду. Рассвет едва посеребрил небо, а во дворе уже ждала свита. Он застегнул плащ и нетерпеливым жестом, к которому Алиенора успела привыкнуть, перекинул через плечо.
– Доброго вам пути, муж мой, – произнесла она. – Я буду молиться за ваш успех и скорое возвращение.
– Я тоже буду молиться за это, – с улыбкой ответил Генрих. – Я как будто побывал на пиру, где мне было позволено только наспех попробовать первое блюдо, после чего оттащили от стола.
Алиенора выгнула брови:
– Значит, вы не утолили голод.
– На этот счет не сомневайтесь.
Он по-хозяйски обнял ее, обретя уверенность всего за два дня, но ей нравилось такое проявление мужских качеств. Гораздо лучше чувствовать себя желанной, чем выслушивать обвинения в том, что ты порочное создание.
Алиенора смотрела, как он ловко вскочил в седло: ему подали свежего коня из ее личных конюшен, а его заезженный гнедой пока отдыхал. Конь был серый в яблоках, с черной гривой и хвостом. Его спутникам она также предоставила свежих лошадей.
Генрих развернул коня и подъехал к жене:
– Ждите, я вернусь с короной. – Он поднял коня на дыбы в финальном салюте, а затем опустил и умчался галопом, подняв тучу пыли.
После его отъезда Алиенору охватило чувство пустоты. Она вернулась в спальню. Горничные не успели прибраться, и постель была смята. На подушке Генриха все еще виднелся отпечаток его головы. Сверкнул золотистый рыжий волосок, отчего у нее внезапно сжалось в груди. Другое свидетельство его появления в ее жизни в виде вчерашней рубашки и штанов валялось рядом с кроватью на полу. Генрих, безусловно, не отличался аккуратностью и педантизмом, как Людовик. Она наклонилась, подобрала одежду и, прижав к носу, вдохнула кислый мужской запах.
Но уже в следующую минуту отругала себя за то, что замечталась, как девчонка, и бросила одежду с остальным бельем, чтобы отдать прачке.
Глава 46
Париж, лето 1152 года
Людовик посмотрел на свою старшую дочь семи лет. Она стояла на коленях и молилась, крепко зажмурив глаза. Светловолосая, такая же, как он сам, с косичкой, в голубом платьице, со склоненной головкой – просто ангелочек. Но скулы и осанка как у матери. Заметив это, он испытал сожаление.
Король не чувствовал к дочери какой-то особой сильной любви, но был к ней привязан. Мария – хорошая девочка: добросовестно молится, аккуратно шьет и открывает рот, только когда к ней обращаются. Однако она редко попадала в поле его зрения. Визиты в детскую напоминали о том, что Алиенора так и не сумела подарить ему сына, а эти две дочери служили зримым доказательством немилости Божьей. Но сейчас они являлись наследницами Аквитании, поэтому через дочерей он мог претендовать на эту землю.
– Аминь, – произнесла Мария, перекрестилась и поднялась, по-прежнему глядя в пол.
Рядом с ней стоял Генрих, граф Шампани, с которым ее только что обручили. Его брат Тибо, предпринявший неудачную попытку похитить Алиенору по дороге в Пуатье, обручился с маленькой Алисой, которая едва научилась ходить, говорила односложными фразами, а в церковь ее принесла няня.
Из Нотр-Дам королевская процессия торжественно вернулась во дворец, где был дан официальный пир по случаю двух помолвок. Генрих по-доброму обращался с Марией: поцеловав ее в щечку, он наказал ей быть хорошей девочкой и расти быстро, чтобы он мог приветствовать ее в своем доме в качестве графини де Шампань, после чего королевскую дочь повели в детскую вместе с ее младшей сестрой. Будущие мужья, оставшиеся в большом зале, вздохнули свободно, наслаждаясь помолвкой с принцессами Франции и сознанием того, что Аквитания теперь прочно попала в сферу их влияния.
– Завтра мои дочери отправятся в монастырь Авене, – сообщил будущим мужьям Людовик. – Там их воспитают должным образом, неиспорченными, подходящими в супруги правителей.
Женихи глубокомысленно закивали в ответ. Монастырь – самое лучшее место для воспитания девушек, чистых телом и душой.
– Как дела у господина де Вермандуа? – поинтересовался Генрих. – Я с прискорбием услышал о его болезни.
– Он выздоравливает, – коротко ответил Людовик. – Не сомневаюсь, что скоро вернется на свою службу при дворе.
Рауль занемог сразу после расторжения брака с Петрониллой прошлой осенью и вскоре последовавшим новым браком с Лореттой, сестрой графа Фландрского. По двору тут же поползли многочисленные пикантные слухи, что молодая жена утомляет пожилого мужа, но Людовик старался не обращать на них внимания.