Элизабет Чедвик - Летняя королева
– Это Изабелла, – объяснила она. – Я дарю ее вам как символ нашего брака. Только правители Аквитании имеют право охотиться с этими птицами.
Генрих нежно погладил пальцем белую грудку птицы:
– Изабелла… – Он смотрел на нее с восторгом, который не угас, когда Генрих перевел взгляд на Алиенору.
– Самки сильнее самцов, – заметила она, не показывая ему, как глубоко тронул ее этот взгляд.
– В самом деле? В таком случае хорошо, что я знаю, как обращаться с этими благородными созданиями, – обронил он с легкой улыбкой.
Она вскинула брови:
– Интересно будет посмотреть на ваш метод.
– Надеюсь вас не разочаровать, мадам. – Генрих поклонился.
Алиенора кивнула:
– Я тоже на это надеюсь.
Во время свадебного пира Генрих был внимателен к Алиеноре. Перед ними стояла доска с мясом, которое он умело разрезал и правильно подал. Он улыбался гостям, для каждого у него находилось дружеское слово, но при этом Генрих сохранял достоинство правителя. А еще очень мало пил, чему Алиенора была рада. Она знала, что происходит с молодыми людьми во хмелю, и не желала возиться с пьяным мужем в первую ночь.
– Какая она, Англия? – поинтересовалась Алиенора у Генриха. – Мне всегда казалось, что это холодная земля, окутанная туманом.
– Это тоже случается. Когда с моря накатывает туман, то кажется, что ты находишься на краю света, но влажный воздух и дожди сделали эту землю зеленой и цветущей.
– Только поэтому вы мне ее рекомендуете?
Он рассмеялся, качая головой:
– Еще это земля короля Артура. Существует легенда, по которой сам Христос бродил там во времена своей юности. Англия пахнет свежестью и морем. Люди там живут отважные, но зимой там не холоднее, чем здесь. У англичан хорошая юридическая система, разумное управление, а свое благосостояние они заработали на шерсти. Когда мой предок Генрих был королем, страна процветала. Стефан де Блуа все промотал, но если как следует заняться хозяйством, то она снова возродится до величия. – Лицо его приняло суровое выражение. – Все мое детство родители старались сохранить мои притязания на Англию и Нормандию. Я не посрамлю их трудов и одержу победу над узурпаторами.
Алиенора прежде не видела его таким оживленным; до сих пор он сдерживал свои эмоции, и эта открывшаяся в нем черта ее заинтриговала.
– Это великий шаг, – сказала она.
– Так и есть. – Он чуть отстранился, снова превращаясь в любезного кавалера. – Вот почему мне нужна исключительная жена, которая меня поддерживала бы и рожала сыновей для продления династии.
– Людовику я подарила только дочерей.
Он покачал головой:
– В этом целиком его вина. От меня родятся сыновья, не сомневайтесь, и наша империя протянется от границ Шотландии до самых Пиренеев, а наше влияние будет ощущаться гораздо дальше, поскольку мои родственники занимают многие троны, включая иерусалимский.
Она отметила про себя его самонадеянность, но в то же самое время поверила ему, и от этого по ее жилам, словно теплое вино, растеклось радостное предчувствие.
Церемония препровождения в спальню прошла официально и достойно, без бурного веселья. Это серьезное дело с точки зрения династии и политики. Один или двое попытались было расшуметься от выпитого вина, но их тут же усмирили. Постель усыпали лепестками светлых роз, а столбики балдахина украсили зелеными гирляндами. Возле кровати на маленьком столике со скатертью расставили вино и легкие закуски, спальню хорошо освещали свечи и лампы, заправленные ароматизированным маслом.
Алиенору и Генриха по отдельности раздели за ширмами их помощники, после чего подвели друг к другу в ночных сорочках. Епископ вновь связал их руки епитрахилью, как уже делал на церемонии бракосочетания, и благословил обоих, нарисовав крест на лбу каждого святой водой. Кровать также щедро окропили, после чего Алиенора и Генрих возлегли на нее. Только тогда гости удалились, оставив их вдвоем.
Генрих повернулся к Алиеноре и коснулся ее волос.
– Это цвет римской монеты, – сказал он и поднес прядь к своему лицу, чтобы вдохнуть аромат. – Пахнет как цветочный сад, посыпанный пряностями. Я весь день хотел это сделать.
Алиенора подалась ему навстречу, прошептав:
– Таких духов больше нигде не найти. Я привезла их из Иерусалима.
Их губы почти касались. Его рука отпустила волосы и слегка дотронулась до шеи.
– Они меня пьянят, – прошептал он. – Ты такая красивая.
Его слова пролились бальзамом на ее душу. Она медленно развязала тесемки на его рубашке.
– А ты молодой лев.
Он отстранился, чтобы стянуть рубашку, и она впервые увидела его тело – гибкое, юное, но очень сильное. Алиенора поняла, почему он так легко справляется с мощным боевым конем и правит людьми. Это действительно был молодой атлет – широкоплечий, с загорелым плоским животом. Легкий пушок золотисто-рыжих волос образовал на его груди крест, спускаясь узкой дорожкой к подвернутому поясу штанов, которые он надел под рубашку. Внезапно у Алиеноры пересохло во рту, все тело заныло, готовое к неге. Это было вожделение, не любовь, и в то же время нечто большее, чем похоть, ибо освящено церковью. К тому же оба сознавали свой долг успешно завершить брачную церемонию.
Мужчина сжал ей лицо мозолистыми ладонями и поцеловал. У него была мягкая борода, а губы еще мягче. Она ответила на его поцелуй и обняла руками за шею. Генрих потянулся к подолу сорочки и снял ее через голову. Алиенора почувствовала, как он возбужден.
Она не осталась неподвижной, поскольку ей хватило пассивности с Людовиком, а теперь она хотела быть равной. Алиенора поцеловала Генриха в грудь и слегка прикусила тугой сосок. Тот охнул и прижался к ней бедрами. Их разделяла лишь тонкая ткань, что действовало дико возбуждающе. Женщина перешла к его другому соску, а затем вернулась к шее. Он снова поцеловал ее, на этот раз крепче, увереннее. Она потянулась к тесемкам его штанов, развязала их и спустила вниз, а потом не удержалась от восхищенного возгласа, ибо он был великолепен и действовал гораздо смелее, чем вялый Людовик.
Генрих сдавленно засмеялся:
– Я готов и желаю исполнить свой долг, если ты готова исполнить свой.
Мужчина потерся бородкой о ее шею. Теперь пришла его очередь покусывать и ласкать. Алиенора буквально тонула в неге. Он перекатился на нее, и она ощутила его необузданный молодой пыл. Генрих содрогнулся, закрыл глаза, а она смотрела на него, пытаясь определить, насколько его хватит. Без лишнего промедления она направила его в свое тело и с радостью приняла.
Он охнул и задрожал, потом приподнялся на руках, замер на секунду и обрушился на нее с поцелуями. Она гладила его бока, проводя пальцами по ребрам, изгибам мускулистых ягодиц.
