Генрих Лаубе - Графиня Шатобриан
– Если вам угодно знать мое мнение, – сказал медленно Жилловер, – то я поступил бы в этом деле так, как, по рассказам моего деда, поступали древние бретонцы при подобных несчастьях в супружестве.
– Что делали они в этом случае, Жилловер?
– Если сеньор хотел наказать свою жену за нарушение супружеской верности, то он посылал своих слуг к двенадцати сеньорам по соседству с просьбой приехать к нему на семейный суд. Каждый женатый сеньор считал для себя позором отказаться от такого приглашения, потому что в прежние времена у людей была совесть. Впрочем, и до сих пор, слава Богу, в Бретони найдутся двенадцать сеньоров, которым известен этот обычай и которые наверняка явятся сюда, если их вытребовать надлежащим образом.
– Ты знаешь форму этого приглашения?
– Как Отче наш.
– Расскажи, каким образом они собирались.
– Они приезжали в дом в коричневых плащах с капюшонами, которые закрывали их головы и лица, так что только глаза и рот были открыты. Каждый из них объявлял у ворот: «Я один из судей Бретонского супружеского суда!» Затем они входили в дом и молча садились полукругом. Истец выводил перед ними свою жену, рассказывал, в чем обвинял ее, и требовал разрешения для наказания виновной.
– Наказание состояло в смертной казни?
– Да. Камердинер обманутого супруга пускал кровь из жил на руках и ногах жены, нарушившей супружескую верность, как только двенадцать судей положат крестообразно свои руки на стол, со словами: «Пусть она будет наказана согласно Бретонскому закону о браке».
– Мы устроим такой суд! – воскликнул граф Шатобриан, вскакивая со своего места. – Это будет ударом для высокомерного Валуа, который хочет уничтожить наши провинции и власть сеньоров!
Граф принес письменные принадлежности, сел у стола и приказал Жилловеру продиктовать ему форму приглашения сеньоров на суд, которое он должен был разослать в двенадцати экземплярах. Граф писал очень медленно и провел за этим занятием большую часть ночи. Жилловер, хорошо знакомый с характерами пожилых бретонских сеньоров, называл фамилии тех из них, к которым можно послать приглашение с уверенностью на успех. Последнее имя было Матиньона, о котором напрасно хлопотал Дюпра, упрашивая короля о помиловании. Матиньон был сильно замешан в заговоре Бурбона; по происхождению он был полубретонец и полунорманн. В Бретони упорно держался слух, что он бежал из тюрьмы и скрывался в своем замке. Можно было смело рассчитывать, что он не упустит такой удобный случай отомстить королю; если бы молва оказалась ложной и его не было в замке, то его брат имел еще больше поводов ненавидеть короля и с такой же готовностью явился бы на суд. Ввиду этого на последнем письме была сделана короткая надпись: «владетельному сеньору Матиньону», без обозначения имени. Когда граф кончил свои письма, уже стало рассветать. Жилловер разбудил двенадцать слуг и отдал им приказ седлать лошадей и отвезти письма по адресам. Батист, только что вернувшийся из монастыря, был также в замке и ему, как самому надежному из слуг, поручено было отвезти письмо к Матиньону. Этот сеньор жил дальше всех, на самой северной границе Бретони, и так как никому не было известно в точности, который из Матиньонов владеет замком, то нужно было послать толкового человека. Когда Батист садился на лошадь, граф крикнул ему из окна, чтобы он проводил сеньора Матиньона в Шатобриан, потому что он незнаком с бретонскими дорогами и может заблудиться.
Суд был назначен на день Святого Андрея, в полночь. До этого срока оставалось пять дней, которые показались бесконечными несчастной Франциске. Неизвестно, заметил ли Жилловер лодку Батиста у нижнего этажа замка или хотел усилить мучения своей жертвы, только он заколотил досками единственное окно ее темницы и окончательно лишил ее дневного света. Франциска не произнесла ни одной жалобы и все время упорно молчала. Она испытывала такие нравственные мучения, что искренне желала смерти; скляночка с ядом, которая случайно попала в ее темницу с другими вещами, служила для нее утешением. Благодаря плохо запиравшимся люкам она слышала почти весь разговор Жилловера с графом и знала, какого рода суд предстоит ей. Но ей хотелось вынести до конца ожидавшее ее испытание, в виде покаяния за свой проступок, с тем чтобы в решительный момент с помощью яда избегнуть руки Жилловера, который видимо намеревался исполнить роль палача. Она думала, что этим способом избавит графа от убийства, которое быть может со временем вызовет в нем упреки совести.
«Я не желала бы причинять ему новых страданий даже после моей смерти», – говорила она самой себе, хотя в настоящем случае, помимо ее собственного сознания, она решалась на самоубийство, чтобы избегнуть постыдной смерти от руки палача.
В этом настроении ожидала она полуночи вдень Святого Андрея и заблаговременно спрятала склянку с ядом на груди. Люк над лестницей был открыт; она слышала тяжелые мужские шаги по каменному полусреднего этажа и, зная, что для нее наступает решительный час, встала на колени и начала молиться. Она не чувствовала набожного сокрушения в своих грехах благодаря гордости, которая составляла основную черту ее характера, и тем религиозным воззрениям, с которыми ее познакомил Бюде. Она твердо надеялась на милосердие Божие, объясняя свой поступок несчастным стечением обстоятельств и общечеловеческой слабостью.
– Франциска Шатобриан, выйди из темницы и предстань перед своими судьями! – послышался сверху через открытый люк голос графа.
Она повиновалась и, поднявшись на лестницу, вошла в залу среднего этажа, освещенную факелами. В первую минуту яркий свет настолько ослепил ее глаза, привыкшие к темноте, что она ничего не могла различить и невольно отшатнулась назад. Но вслед за тем она собралась с силами и спокойно взглянула на таинственные фигуры в капюшонах, сидевшие полукругом у стола, поставленного среди комнаты. У свободной стороны стола она увидела графа, который стоял, обернувшись к ней лицом.
Она не задала ни одного вопроса и молча остановилась в нескольких шагах от дверей.
После минутного молчания граф торжественно обратился к судьям и, указывая на нее рукой, сказал:
– Бретонские сеньоры! Вот женщина, которая перед святым алтарем была обвенчана со мной и поклялась соблюдать честь моего герба. Она изменила данной клятве перед лицом целого света; не нужно ни свидетелей, ни каких-либо доказательств в нарушении ею супружеской верности. Вряд ли когда-нибудь Бретонский суд слышал, чтобы преступление было соединено с большей наглостью! Она как раба предалась Франциску Валуа, переехала в его дом, проводила с ним дни и ночи. Я, Бретонский граф Шатобриан, требую применения известного нам бретонского закона!
