Симона Вилар - Светорада Янтарная
Светорада провела руками по своему телу. Она была на пятом месяце. Сегодня она молилась перед иконами, радуясь, что наконец ощутила в себе движение новой жизни. Она все еще оставалась стройной, прямые одежды из плотных тканей скрывали ее слегка округлившийся живот. Ее грудь, похоже, стала больше, чувствительнее сделались соски. В ней было столько надежд! И столько волнений… Ее дитя… Увидит ли оно когда– нибудь родного отца? Дадут ли ей родить?
Она стояла долго и оцепенело, пока окончательно не замерзла. Обхватив себя за плечи, сделала несколько шагов. С неким удивлением поняла, что глаза ее привыкли к кромешной тьме, стали слабо различать решетки на двери и очертания каменных стен. Затем она нащупала в темноте лежанку, присела. Когда она попыталась укутаться в овчины, звякнули ее украшения, которые все еще были на ней. В полной тишине этот звук оказался очень громким, и находившийся в соседней камере Феофилакт Заутца услышал его. Вновь принялся истошно вопить, выкрикивать свое имя, обещать кому– то награду, если ему позволят встретиться с императором, который, несомненно, возвысит человека из столь важного рода, как Заутца.
Светорада зажала уши и сидела, мелко дрожа, пока несчастный Феофилакт не утихомирился. Потом попыталась сосредоточиться, ибо нужно было обдумать, как себя вести. Но не получалось. Темница Вуколеона полностью подавляла ее, не было мыслей, даже страх притупился.
Она не знала, сколько так просидела, когда явился Прокл с охранниками. Отсвет их факелов больно резанул по глазам, и Светорада не сразу поняла, что ей принесли ужин: корзину с хлебом и сухим печеньем, оливки, немного сыра, даже кувшинчик с кислым вином. Она неожиданно почувствовала, что проголодалась. Дитя, что росло в ней, требовало своего, и Светорада съела все, что ей принесли. Прокл, наблюдая за ней, заметил, что при дворе об исчезновении севасты помалкивают, что, впрочем, для Палатия обычное дело: там стараются не упоминать о чем– либо неожиданном, дабы не вызвать к самим себе подозрений. К тому же людей беспокоят новые вести. Рассказывают, будто русы захватили и разорили еще один загородный дворец, так называемое имение Феодоры, что на северо– западе от города. Для ромеев это куда важнее, чем исчезновение одной из женщин Палатия. Знает ли о ней Александр? Прокл ничего не ответил. Уходя же, сказал, что этой ночью ей удастся выспаться, так как он повелел подсыпать в пищу для Феофилакта сонного зелья, чтобы тот ночью не тревожил госпожу своими воплями. Так Прокл проявлял свою учтивость. Светорада горько усмехнулась: вряд ли в ее положении можно уснуть хотя бы на миг. Однако постоянное напряжение имеет свойство утомлять. Светорада чувствовала себя полностью опустошенной, она устала ожидать прихода палачей, устала мучаться тревогой за себя и за Глеба. Накрывшись овчиной, она пыталась согреться в этом сыром мраке, ощущала, как из отверстия в полу воняет аммиаком, как шуршат в соломе крысы и где– то в глубине булькает вода. Прошло время, и княжна не заметила, как заснула.
Ее разбудили вопли Феофилакта. Нет, это были даже не вопли, а какой– то звериный вой. В камеру княжны пробивались отсветы пламени, веяло жаром, ощущался сильный запах горелой плоти. И этот жуткий нечеловеческий вой, полный муки! Не отдавая себе отчета, княжна впала в панику и тоже начала кричать, биться о дверь. В ужасе увидела, как языки пламени вырываются из– за двери камеры, куда поместили бывшего распорядителя покоев августы. Воплей оттуда уже не доносилось, но пламя так ревело, что Светорада невольно отпрянула.
Еще были какие– то голоса, топот, выкрики, метались люди.
Она расслышала, как Прокл Пакиан кому– то говорил, что это горит состав Каллиника, что вода его не берет, и приказал притащить побольше песка.
Забившись в угол своей камеры, Светорада ловила каждый звук. Это продолжалось долго. Сильно воняло, кого– то даже рвало, один из стражей сказал, что останки Феофилакта лучше незаметно сбросить в колодец под Вуколеоном, и тюремщики долго спорили, пока не решили, кто возьмется за это страшное дело. Светорада слышала, как они обсуждали, что, видимо, в камеру Феофилакта бросили горшок с жидким огнем и промасленный подожженный фитиль. Светораду передернуло от подобной вести. Страшное убийство произошло в Вуколеонской тюрьме. А ведь лишь по чистой случайности, желая услужить княжне, Прокл поменял ее и несчастного Феофилакта местами. Об этом мало кто из стражников знал, вот убийцы и перепутали. Но постигшая Феофилакта Заутца участь предназначалась именно для севасты… И когда за решеткой окошка ее камеры показалось лицо Прокла, Светорада так и кинулась к нему. Сорвав с себя богатую диадему с драгоценными колтами, быстро протянула Проклу.
– Возьми себе. И вели поставить охрану у моей камеры. Иначе… Это люди Самоны совершили. Он сделает все возможное, чтобы погубить меня.
Прокл молча принял подношение и ушел. Но охрану все же выставил. И Светорада до утра слышала, как невдалеке от ее узилища мерил шагами площадку страж, даже различала слабые отблески горящего факела. Больше уснуть так и не смогла. Состав Каллиника, который горит даже в воде, даже на сыром камне… От малейшей искры он воспламеняется с потрясающей быстротой, и нет от него спасения. Да, Самона опасался ее сейчас и готов был сделать все, чтобы она не дожила до процесса дознания. И жить ей осталось… до следующей попытки убийства. Самона будет торопиться, у него в Вуколеонском подземелье наверняка есть свои люди. В этот раз они ошиблись по чистой случайности, но всесильного евнуха ничто не остановит. И если даже Прокл из благодарности Ипатию окажет ей определенные услуги и усилит охрану, он не в состоянии противостоять советнику императора.
Ночь в подземелье длится бесконечно. О наступлении нового дня оповещает вспышка факела и принесенный завтрак. Светорада была так измучена, что только через силу заставила себя поесть. Нет, она еще не мертва, скоро за ней придут люди базилевса, она должна им все сказать. У нее была слабая надежда, что ей удастся убедить императора в том, что жизнь смоленской княжны еще что– то значит для Олега, что ее следует пощадить. В конце концов, она носит ребенка, а по христианским законам нельзя пытать или казнить женщину до разрешения от бремени. И ей просто необходимо разоблачить Самону, доказать его причастность к заговору, пока былой союзник не успел избавиться от нее. Но как же это непросто! Да и базилевс скорее поверит своему паракимомену, чем женщине из племени окруживших его столицу варваров. Но все равно это была ее единственная надежда на спасение. Сжавшись во мраке, Светорада лихорадочно размышляла, пытаясь вспомнить все, что говорил ей Олег о Самоне, о плате, какую тот получил за поддержку. Такое богатство невозможно оставить незамеченным. Ей надо напирать на это, и тогда…
