Виктория Холт - Рожденная для славы
— Что ты здесь делаешь? — возмутилась я. — Почему тебя пустили ко мне без доклада?
— Я наблюдал эту омерзительную сцену в галерее! — вскричал он.
— Какую сцену? Милорд Лестер, я вас не понимаю.
Вот таким я любила Роберта больше всего — ревнующим, страстным. О короне он больше мечтать не мог, ибо имел законную жену, а стало быть, то была ревность не к моему трону, а ко мне самой.
— Этот гнусный Лягушонок! — задохнулся Роберт.
Я рассмеялась:
— Успокойся, Роберт, а то ты сейчас взорвешься. Мне не нравится багровый цвет твоего лица. Смотри, как бы тебя не хватил удар. Сам будешь виноват. Слишком много пьешь, слишком много ешь. Сколько раз я тебе говорила!
Не слушая, Роберт схватил меня за плечи. Сама не знаю, почему я позволяла обращаться со мной столь вольно, но мы были так давно и так близко знакомы, в моей жизни не было другого человека, с которым я имела бы столь же тесные отношения. Итак, Роберт ревнует, значит, хотя бы на время забыл о своей Леттис.
— Я желаю знать, принадлежишь ли ты этому человеку? — выкрикнул он.
Я засмеялась, и тогда он затряс меня за плечи. Я так поразилась, что не сразу обрела дар слова. Затем, вспомнив о королевском достоинстве, произнесла:
— Милорд Лестер, вы слишком много себе позволяете, очевидно, я чересчур избаловала вас своими милостями. Не думайте, что у вас есть надо мной хоть какая-то власть, достаточно пяти минут, чтобы вы оказались в каземате Тауэра. Немедленно уберите руки.
Он повиновался, но смотрел на меня все так же сердито.
— Так вы ему принадлежите или нет? — уже почти жалобно спросил он.
— В этой стране, милорд, — строго ответила я, — я не принадлежу никому, но все принадлежат мне.
Вид у Роберта был самый несчастный. Он не мог смириться с мыслью, что другому досталось сокровище, которого сам он добиться не сумел.
Однако долго гневаться я не могла. Во всяком случае, когда мой милый друг находился вот так, совсем близко.
— Я же обещала тебе, что сойду в могилу девицей, — сказала я. — Мое решение неизменно.
Он наклонился и поцеловал мою руку, а я погладила его по темным вьющимся волосам.
— Ну ладно, теперь иди, — ласково попросила я.
* * *Увы, фарс приближался к концу. Парижский двор перестал оказывать герцогу Анжуйскому поддержку в его нидерландской кампании, а это изменило всю политическую ситуацию. Пришла пора раскрывать карты. Через несколько дней после сцены в галерее я встала рано и объявила своим фрейлинам, что провела мучительную, бессонную ночь. Это было чистейшей правдой, ибо я очень волновалась, готовясь к предстоящему объяснению.
Когда появился герцог, я сказала ему, что провела ночь в тягостных раздумьях. Сердце мое разбито, поскольку я во имя государства принесла самую дорогую жертву, на какую только может быть способна женщина.
— Ради блага моего народа я решила никогда не выходить замуж, — закончила я.
Вид у принца был ошарашенный, он совершенно растерялся, что неудивительно. Тогда я добавила, что мне было видение: если выйду замуж, мне не прожить больше нескольких месяцев, а ведь я нужна своему народу, который без меня осиротеет.
Все это было полнейшей ерундой. Однако, когда до принца дошло, что я не кокетничаю, а говорю всерьез, он разрыдался и воскликнул, что лучше уж мы бы оба умерли.
— Мой милый Лягушонок, — спокойно ответила я. — Не станете же вы угрожать несчастной старой женщине, которая к тому же находится в столице собственного королевства.
— Я не собираюсь причинять вреда вашей драгоценной персоне, — всхлипнул принц, — но что касается меня — я бы предпочел быть разрезанным на куски, ведь теперь надо мной будет смеяться весь мир!
Итак, оказывается, больше всего герцог боялся стать мишенью для насмешек.
— Какое несчастье, — сочувственно покачала я головой. — Мое сердце, Лягушонок, принадлежит вам, а теперь оно навсегда разбито. Увы, я королева и должна выполнять свой долг.
— Но переговоры зашли слишком далеко! Ваш народ знает о браке и смирился с ним.
— Ни о чем не беспокойтесь, мой малыш. Я сама все улажу. Ах, как же я стану жить без вас?
Тут я, должно быть, немного перестаралась, потому что лицо герцога залилось краской гнева. Никогда еще он не выглядел таким уродом. С перекошенной от ярости физиономией он стал похож на жабу, которую выгнали из весьма уютного болота.
По лицу герцога текли слезы, и я вытерла их своим платком.
— Ну что вы, милорд, — утешала его я. — Не забывайте, что вы великий полководец. Вас ожидает большая слава, я совершенно в этом уверена.
Он порывисто сдернул с пальца мое кольцо и швырнул его на пол.
— Английские женщины так же переменчивы, как английский климат, — горько сказал он. — Сегодня солнечные улыбки, завтра холодный дождь.
Бедняжка, он и в самом деле был очень расстроен.
Однако моя миссия была еще не выполнена. Следовало помешать сближению Парижа с Мадридом.
Я нежно утирала принцу слезы, это были слезы ярости и злости. Малютка Анжу, должно быть, представлял себе, как мамаша в очередной раз обзовет его полнейшим неудачником.
— Может быть, мое решение еще не окончательно… — осторожно вымолвила я.
В глазах принца вспыхнула надежда. Не поморочить ли ему голову немного еще? Если бы это удалось, союз Испании с Францией можно было бы оттянуть. Хорошо бы, чтобы принц еще немного повоевал в Нидерландах. Получится или нет?
Анжу ухватился за эту надежду как утопающий за соломинку. Он был готов на что угодно, лишь бы не стать всеобщим посмешищем.
Вряд ли его утешило бы известие, что я никогда не собиралась выходить за него замуж. Моя роль была сыграна успешно, я сумела обвести всех вокруг пальца.
— Мы поговорим об этом позднее, — пообещала я, и герцог ушел, немного ободренный.
* * *Берли, Уолсингэм и все остальные были потрясены моим неожиданным поступком. Не удивился только Роберт, поглядывавший на меня с лукавым видом. Еще бы, уж он-то знал меня лучше, чем кто бы то ни был другой.
— Я оставила ему лучик надежды, — сказала я.
— Больше вашему величеству дурачить его не удастся.
— Согласна. Но должна же я помочь ему сохранить хотя бы крупицу самоуважения, а посему покажите мне проект брачного договора.
Изучив документ, я сказала:
— Добавьте еще один пункт. Французы должны вернуть нам город Кале.
— Они никогда на это не пойдут! — воскликнул Хаттон.
— Естественно. Поэтому я и хочу включить в договор эту статью. Без возвращения Кале ни о каком браке не может быть и речи.
— Даже ради женитьбы французы не позволят нам вновь утвердиться на континенте.
