Сюзан Ховач - Богатые — такие разные
Мэри с Эланом должны были возвратиться лишь после обеда, и поэтому утро у меня было свободно, но когда я вышла выпить чашку кофе в аптеке-закусочной на Лексингтон авеню, дикая жара довела меня до головокружения, и я решила взять такси, чтобы поехать домой.
Ожидая такси, я стояла на углу рассекавшей город улицы, вспоминая Мэллингхэм, прохладный свежий бриз, дувший с воксхэмских дюн, поющие камыши на озере Хорси, таинственные старинные влажные стены моего дома. На какую-то секунду я оказалась там. Я касалась рукой травы, гладила отполированный временем камень стен, нюхала розмарин и тимьян в саду. Но внезапно раздался звук автомобильного клаксона, так как я машинально шагнула на проезжую часть улицы, заскрипели тормоза, шофер грубо обругал меня, и я вернулась обратно в знойное «очарование» Манхэттена, в эту ловушку из стекла и бетона.
Мне очень хотелось поговорить с Полом, но я знала, что это было бы бесполезно. Я разрушила хрупкую связь, существовавшую благодаря моей неосведомленности о его болезни, и не могла предложить ему взамен никакой другой связи. Мне хотелось восстановить эту связь, но я не знала, как ее обновить. Я была слишком невежественна, слишком молода, и он отказался от меня, совершенно так же, как я в своей растерянности инстинктивно отказалась от него. Укрывшись от жары в другой аптеке, я тщетно пыталась найти решение проблемы нашей отчужденности, но не видела ничего кроме выражения горечи на его лице, а в ушах звенел его холодный приговор: «Мы разминулись во времени».
Охваченная печалью, я представляла, как бы все было, если бы он был моложе, и в какой-то момент бессильного гнева перед моими глазами снова встало его видение вспаханного поля вечности. Я поняла, что пропасть, отделявшая его борозду от моей, в конце концов оказалась непреодолимой.
Я протерла глаза. Я снова была на улице, и за моей спиной грохотал поезд на проходившей вдоль Третьей авеню надземной эстакаде. Я двинулась в западном направлении, переходила улицы, одну за другой, и под тяжким гнетом нестерпимого зноя мне казалось: я уже иду по окольному пути времени, пересекая одну за другой борозды его вспаханного поля, чтобы снова вернуться в мир, которому принадлежала.
Был уже полдень, когда я дошла до «Плаза». Косметика на мне давно растаяла, а одежда пропиталась потом. Я едва успела одеться после душа и выпить третий стакан воды, когда зазвонил телефон.
Подумав, что звонил Пол, я с рыданьем бросилась в спальню.
— Алло? — прошептала я в микрофон.
— Дайана.
Я не узнала голос говорившего.
— Кто это? — в растерянности спросила я.
— Стив Салливэн.
Я все еще не узнавала голос. Но в меня уже вползало ужасное предчувствие, и мне пришлось присесть на край кровати.
— Я внизу, — проговорил он, — в вестибюле.
Я лишилась дара речи. Вся комната на моих глазах потемнела.
— Я должен поговорить с вами, — продолжал он. Могу ли я… — он прервался, словно понимая, что я не в состоянии ответить на его вопрос. — Я иду наверх, бросил он и положил трубку.
Я продолжала держать в руках свою, слушая гул пустой линии. Наконец раздался голос оператора телефонной станции: «Алло, не могу ли я вам чем-нибудь помочь?» Я положила трубку на аппарат.
Я ждала, по-прежнему сидя на краю кровати, и мне казалось, что прошла целая вечность…
Когда раздался слабый стук в дверь, я была способна думать лишь о том, как странно, что из всех знакомых в Нью-Йорке со мной в конце концов оказался именно Стив. Я вспомнила, как он, пошатываясь, вышел из ресторана Барни, как рисовался передо мной на вечере в своем доме, как вызывал раздражение своими непрестанными сексуальными намеками при каждой встрече.
Я открыла дверь.
Его грубоватые черты были искажены каким-то потрясением. Голубые глаза были воспалены. Прямые, широкие, всегда надменно расправленные плечи ссутулились от горя.
— Я должен был прийти к вам, — проговорил он, с трудом выговаривая слова искусанными губами. — Я должен был поговорить с вами.
Он потянулся ко мне, желая взять за руки, и я увидела, что его костюм был забрызган кровью.
Примечания
1
«Много морей переплыв и увидевши много народов».
«Брат мой, достиг я теперь грустной… гробницы твоей…» (Катулл, CI, перевод Адр. Пиотровского.)
2
Здравствуй, прекрасная Лесбия! (лат.)
3
О, времена! О, нравы! (лат.)
4
Мэллингхэм Большой и Мэллингхэм Малый (лат.)
5
Будем, Лесбия, жить, любя друг друга! (Катулл, V, перевод С. Шервинского.)
6
Дай же тысячу сто мне поцелуев… (Катулл, V, перевод С. Шервинского.)
7
Букв.: на месте отца, т. е. в роли отца, отцом (лат.)
8
С отвращением (лат.)
9
Четырехдневные скачки на ипподроме «Аскот». (Здесь и далее примеч. перев.)
10
здоровый дух (лат.)
11
здоровом теле (лат.)
12
Здравствуй и прощай (лат.)
13
Аура (мед.) — предвестник эпилептического припадка.
14
Здравствуй, Цезарь, обреченные на смерть приветствуют тебя! (лат.)
15
Солдат из военной полиции (англ.)
16
Вскоре маленький пусть Торкват,
Потянувшись ручонками
С лона матери, радостно
Засмеется родителю,
Ротик полуоткрывши.
(Катулл, 131, перевод С. Шервинского.)
17
«О природе вещей» (лат.)
18
Пентхаус — фешенебельная квартира в верхнем этаже дома.
19
Дайте тысячу сто мне поцелуев (Катулл V, перевод С. Шервинского)
20
Морское чудовище (сканд. миф.)
