Марина Струк - Обрученные судьбой
— Кто здесь, Господи помилуй? — окликнул недовольный женский голос. Милошевский толкнул в спину острием сабли хлопа, что привел их к этим стенам. Тот поспешил отозваться.
— Аминь, сестра. То я, Митяй Косолапый из Тырцева займища. Меня батя прислал поведать вам, что ляхи в округе ходят.
— Ну, так что нам ляхи? Как они найдут-то нас? Да и знаем мы про то. Прошлого дня бабы ваши прибегали, за стены к нам просились. У страха, видать, глаза велики. И чего бежали-то? Мимо ляхи прошли-то?
— Прошли, сестра, прошли. На стольный град поскакали, — поспешил заверить холоп, и монахиня стала затворять оконце. Милошевский еще сильнее ткнул саблей в спину холопа, отчего у того на рубахе стала проступать кровь.
— Постой, сестра, у нас кумоха что-то на двор вошла. Помогите, сестры. Прошлой годины приходила же сестра Илария, излечила Параскеву нашу от кашля. Помогите, сестры. Или ты, сестра, позови сестру Иларию, а я бы сам у нее выведал, что к чему-то. Тут вам батя передает овса гривну за труды ваши.
— Сестра Илария держит обет молчания, не могу позвать ее, — буркнула монахиня, но уже раздумывала над подношением. Гривна овса нелишняя совсем в эти годины лихие. Прошлое лето не такое урожайное было, да и это не радует днями дождливыми, кто знает, быть может, эта гривна совсем не лишней будет в зимнюю пору.
Женщина заколебалась, стоит ли ей идти до игуменьи и сообщить о том, что за воротами холоп с просьбой стоит. Но сейчас служба идет, и та будет весьма недовольна, что ее оторвали от нее. А оставит холопа за воротами… Тут секач давеча днем пробегал за тыном, подкопав немного у северной стены. Не приведи Господь, задерет холопа да овес пожрет!
Зашумел засов в пазе, тяжело выезжая из кованых скоб, а потом стала отворяться одна из створок ворот медленно.
— Ляхи! Сестра, ляхи ту…! — закричал во весь голос вдруг холоп, и Милошевский тут же вонзил в него острие до упора, обрывая этот громкий крик. Монахиня уже успела разглядеть неясные тени всадников в щель, что образовалась при открытии, ахнула перепугано, навалилась на створку, чтобы захлопнуть ту. Но с другой стороны уже давили на ворота ляхи своими телами, распахнули створку, сбивая женщину на землю. Она даже не успела вскрикнуть, как ее душа отлетела от тела, выпущенная в небеса чьей-то тяжелой рукой. Замелькали по двору монастыря мужские фигуры, вламываясь в низкие срубы, распахивая двери.
— Ну, пойдем что ли, — взглянул Ежи хмуро на Владислава, что по-прежнему стоял у ворот, удерживая на месте волнующегося от криков, доносящихся с той стороны тына, коня. Шляхтич подал знак, и уже его хоругвь с гиканьем ворвалась во двор монастыря, влилась в мельтешение тел, что творилось ныне тут.
— Сердце болит, — вдруг признался Владислав Ежи и под недоуменным взглядом того направил коня на двор монастыря, ощущая звон в ушах от этих диких криков и визга, от гогота мужского.
Домой! Он поедет домой. С завтрева же. Хватит лить кровь да слезы бабские. Все едино не вырасти на пепелище траве зеленой да цветам полевым, чем ни поливай его.
Он поедет домой, в Заславский замок, куда так настойчиво уговаривает его вернуться отец в своих грамотах. Вернется в родную землю, и быть может, когда-нибудь, сможет без боли в сердце встречать взглядом чужие голубые глаза и светлые волосы, когда-нибудь перестанет искать ее лицо в других. А по пути он обязательно завернет в разоренную им вотчину, спустится к реке, что отняла у него его кохану и проведет там всю ночь до утра в надежде, что Ксении, уже русале, а не земной женщине, позволят выйти на берег…
Всего один бы только раз увидеть ее, дотронуться до нее, коснуться ее губ, с тоской подумал Владислав. Всего лишь раз. Даже душу свою не жаль отдать за то…
1. Артрит
2. Апрель
3. Май
4. Жилье, хозяйство
5. Гривна (позднее фунт) равна 0,41 кг. по настоящей метрической системе
6. Чужие грехи у нас на глазах, а свои за спиной (лат.)
7. В воеводствах, землях и поветах выборный шляхтич, рассматривавший межевые споры между землевладельцами
8. Мелкие землевладельцы, которые не получили прав и привилегий шляхты, но оставались лично свободными
9. Холощеный конь
10. Соломенная кукла, символизирующая зиму. Обряд проводился обычно в четвертое воскресенье Великого Поста
11. Прежде чем начать, обдумай (лат.)
12. В сентябре 1609 года король Речи Посполитой Сигизмунд перешел границы Московского государства и осадил Смоленск, официально развязав русско-польскую войну.
13. Пешие солдаты
14. Мир (лат.)
15. Тот невольник, кто раб своего тела (лат.)
Глава 23
Ольга в очередной раз глянула на солнечный луч, что медленно полз по грубому деревянному полу ее кельи, которую она делила с двумя белицами. Когда тот совсем исчезнет с досок, указывая, что солнце наконец скрылось за краем земли, только тогда она сможет подняться с колен, прекращая читать по памяти жития святых. Она столько раз их читала вслух за игуменьей Полактией, что сначала сама следила за тем, как несет свое наказание новенькая, что каждое слово отпечаталось глубоко в памяти. А наказаний у нее с тех пор, как она попала в этот удаленный от людей монастырь, было уже немало.
Ольгу привезли сюда по последнему снегу, она еще помнила, как ей пришлось помогать вознице выталкивать колымагу из ям и жижи, во что неизменно превращались дороги по весне на Руси, и даже гати не улучшали пути. Любой здравомыслящий человек оставался в это время у себя на дворе, и только нужда могла заставить его тронуться в путь. Именно она и привела Ольгу в этот монастырь, где властвовала Полактия, словно царица в своем маленьком царстве.
Игуменья уже знала о приезде Ольги, встретила ее у самых ворот, запретив вознице даже носа показать на монастырский двор. «Негоже мужеску полу сюда ступать! Дело свое сделал, обратно воротайся!», — велела она, делая знак двум монахиням, что стояли подле нее, забрать вклад, что делали за Ольгу монастырю. Саму же женщину она поманила за собой, сжимая в руке грамоту, что передал ей возница. Ольга не знала, кто ее писал, но по сдвинутым недовольно бровям игуменьи поняла, что содержание письма той не пришлось по душе.
— Знать, блудница ты! — прошипела Полактия и бросила на женщину перед ней испепеляющий взгляд. — А ну, очи свои бесстыжие в пол опусти, когда игуменья пред тобой. И не сметь мне впредь их поднимать!
Она заложила руки за спину, по-прежнему сжимая в руке грамоту, а потом через проходящую мимо белицу, что шла из небольшого хлева на заднем дворе, позвала к себе священноинока {1}, что служил в монастыре. Тот пришел спустя время, тяжело переступая ногами, что не слушались его совсем, опухали под вечер от водного труда {2}, несмотря на все хлопоты над ними сестры Иларии, искусной больничной {3} монастырской. Опустился на ступени низкого крыльца сруба из толстых сосновых бревен, где располагались кельи сестер и послушниц, чувствуя, что ноги уже совсем не держат его.
