Элизабет Чедвик - Любовный узел, или Испытание верностью
Розамунду ласкали и угощали сладостями из личных запасов графини, которые казались девочке гораздо аппетитнее, чем корзина с угрями, оставленная матерью в кухне у одного из поваров. В покое были и другие дети: два мальчика, чуть старше Розамунды, и три светловолосые девочки-погодки. Все они оказались детьми Эдон.
– А мой живот опять большой, – чуть позже пожаловалась Эдон, когда Кэтрин покончила с новостями и возбуждение, вызванное ее появлением, слегка стихло. Женщины вернулись к вышивке; по комнате опять поплыли нежные звуки арфы.
Кэтрин посмотрела на набухший живот Эдон, по сравнению с которым ее собственная расширившаяся талия не шла ни в какое сравнение.
– Это будет седьмой, – сказала блондинка. – Одного я потеряла полтора года назад на третьем месяце. – Она слегка поморщилась. – Мы с Джеффри стараемся, как можем, но нельзя же вообще без этого, если только ты не монах или не монашка. А вы-то с Оливером как справляетесь?
Эдон покосилась на Кэтрин. Та похлопала себя по животу и призналась:
– Так уж получилось, что я тоже с ребенком, хотя срок поменьше, чем у тебя. Если бы Оливер это знал, он оставил бы меня в Руане, так что при встрече его ждет сюрприз.
В ее голосе внезапно зазвучали нотки мрачного предчувствия.
– Ты хочешь сказать, потрясение, – сварливо заметила Эдон.
– Да, и это тоже. Как только он узнает, сразу же начнет волноваться и мучиться. Так что, чем дольше я сумею скрыть свое положение, тем лучше для него, и пусть обижается сколько угодно, что я не поставила его в известность раньше.
– Тебе виднее, – с сомнением проговорила Эдон, словно на самом деле считала совершенно иначе.
Кэтрин поджала губы, но спорить не стала, потому что ее грыз червячок сомнения: ведь Эдон могла оказаться права.
– Сколько месяцев тебе осталось?
– Ребенок должен появиться к Святому Михаилу, – ответила блондинка.
Кэтрин уставилась на нее, не способная увязать слова со свидетельством собственных глаз. Эдон уже была огромна. Постоянные беременности ослабили ее мышцы и отложили подушки жира там, где когда-то было подтянутое, стройное девическое тело. Эдон не могло быть больше двадцати восьми, но выглядела она лет на десять старше. Под ее глазами набрякли темные мешки, а пальцы так опухли, что кольца наполовину погрузились в мясо. Кэтрин уже приходилось наблюдать подобные признаки, и она знала, что женщинам с ними часто очень трудно рожать.
– Я рада, что ты здесь. – Эдон сжала руку Кэтрин. – Ты ведь останешься до моего разрешения, правда? Мне никогда не забыть, как вы с Этель спасли жизнь моего первенца.
Кэтрин тепло улыбнулась ей, хотя ее сердце сжималось.
– Если смогу, то останусь, – пообещала она.
Розамунда устроилась в уголке с тремя другими девочками, затеяв какую-то загадочную игру с мотком шерсти. Кэтрин смотрела на склоненные головки, сосредоточенные лица и проворные маленькие руки.
– Тебе нужно пить побольше отвара из листьев малины и отдыхать, подняв ноги до уровня тела, чтобы улучшить настроение, – сказала она Эдон. – Тогда рожать будет легче.
– Ты хочешь сказать, что роды будут трудными?
– Нет, нет, – поспешно откликнулась Кэтрин, зная, как легко Эдон впадает в панику. – Я хочу сказать только одно: что бы там ни говорила церковь по поводу того, что женщины рожают в муках из-за греха Евы, с моей точки зрения, чем меньше мук, тем лучше. Эти средства я рекомендую абсолютно всем, поскольку они возбуждают движения плода. Честно говоря, я сама собираюсь воспользоваться собственным советом.
Она говорила слишком быстро, чтобы оправдания выглядели подостовернее, и почувствовала это сама. Эдон недоверчиво посмотрела на подругу, затем предпочла все же поверить ей и со вздохом расслабилась.
– Самый верный способ избавиться от мук, это родиться мужчиной. Бросил семя – ступай своей дорогой.
Кэтрин кивнула.
– У мужчин свои опасности, – проговорила она чуть погодя, думая об Оливере и спрашивая себя, где он сейчас.
ГЛАВА 30
Оливер тоже спрашивал себя, где она сейчас. Разумеется, не в Йорке, как должно было быть по главному плану. Йорк твердо оставался в руках Стефана. Вести о подходе Генриха из Ланкастера далеко опередили его, и горожане Йорка послали за помощью. Помощь эта появилась гораздо быстрее, чем предполагали, в виде самого Стефана во главе огромного войска наемников.
Ввиду жесткой битвы, к которой принц Генрих еще не был готов, он предпочел осторожность благоразумию и отступил. Шестнадцать лет давали достаточный запас времени, которого уже не было у тридцатипятилетнего Стефана. Принц Генрих распустил армию. Король Дэвид вернулся в Карлисл, Раннульф Честер отошел к своим вересковым равнинам, а Генрих направился к анжуйским твердыням на юго-западе: к Глостеру, Бристолю и Девижу.
Отход походил на игру в прятки, поскольку Стефан повсюду разослал патрули, чтобы перехватить отряды Генриха. Хотя отступление и не было бегством, оно неприятно напоминало Оливеру то, что произошло под Винчестером восемь лет назад. Его постоянно преследовал один и тот же кошмар: ему заступает дорогу ухмыляющийся темноглазый фавн в образе человека в красной, как кровь, тунике. Во сне Оливер, обнажив меч и невзирая на все остальное, бросался на Луи де Гросмона, но в момент удара его лицо превращалось в лицо Кэтрин, испуганное и осуждающее, – и он, вздрогнув, просыпался с колотящимся сердцем и потными ладонями.
Они скакали в темноте, освещая дорогу сосновыми факелами. Когда шел дождь, они отдыхали, пока дневной свет снова не проникал в лес: вода просачивалась сквозь густую листву ильмов и стекала по их стволам. Кольчуги с потеками ржавчины скользко сверкали серебром. К тяжелому аромату зеленого леса примешивались запахи роста и гниения.
По мере приближения к болотистым пустошам они выбирали дороги поменьше, иногда простые овечьи тропы, хотя изредка им попадались тракты, о которых Генрих говорил, что они были построены еще римлянами: эти участки отличались более гладкой и твердой поверхностью, чем нынешние протоптанные башмаками пути. Они переплывали реки, предпочитая не рисковать подниматься на мосты, где их могли ждать войска Стефана, и до того как очутились на юго-западе, не рисковали провести ночь в чем-либо более приметном, чем амбар или одиноко стоящая хижина.
Денек они передохнули в Херефорде, который хранил верность принцу, а затем двинулись к Бристолю. Генрих все еще опасался передвижений наследника Стефана, Евстахия, который вторгся в Глостершир с армией из Среднего Эссекса, надеясь сокрушить любые претензии принца до того, как их можно будет выдвинуть.
