Виктория Холт - Сама себе враг
В то же время стало ясно, что Людовик давно обладал собственным мнением, отстаивать которое собирался. Для матери он был и радостью, и вечной головной болью. Она почти отчаялась найти сыну подходящую невесту, когда кардинал сообщил ей, что мудрая политика наконец увенчалась успехом – она не только принесла долгожданный мир с Испанией, но и обещание выдать замуж за Людовика инфанту Марию-Терезию.[67] А это было именно то, чего больше всего желала Анна, и она не смогла скрыть от меня свою радость, хотя и очень старалась не обидеть меня. Ведь она знала о моих планах относительно брака Генриетты и Людовика.
Но я давно привыкла к разочарованиям и не могла не испытать некоторого облегчения от сознания того, что если уж не повезло моей Генриетте, то по крайней мере и дурнушке Маргарите нечем было гордиться. Теперь я должна была смириться с мыслью о том, что моей Генриетте никогда не стать королевой Франции.
Когда французский двор отправился на границу Испании встречать инфанту, мы с Генриеттой остались в Париже. Как я была этому рада! Я предложила дочери съездить в Коломбе, чтобы развеялась ее печаль. Генриетта грустила, и я была уверена, что моя девочка переживает свою неудачу. Кажется, она любила Людовика, поэтому даже сознание того, что главным препятствием для замужества была ее бедность и то, что Карл до сих пор не вернул себе английский престол, не могло утешить ее.
Однажды, когда я в задумчивости отдыхала в своей любимой комнате, внезапно объявили о прибытии посетителя, и тут же на пороге возник высокий смуглый мужчина.
– Карл! – вскричала я, узнав сына.
Это был он, мой сын, сильно изменившийся за все эти годы. С нашей последней встречи прошло уже, наверное, лет шесть. Несмотря на произошедшие в нем перемены, он не утратил ни капли своего прежнего обаяния.
Целуя мне руку, Карл сказал:
– Я лишь с коротким визитом, матушка. Полагаю, мне осталось ждать недолго. Я уверен, что скоро меня попросят вернуться.[68]
Затем он живо повернулся и, схватив за руку одну из самых красивых моих придворных дам, сжал ее в объятиях и пылко расцеловал. Мы были несколько удивлены, пока он не назвал ее своей дорогой сестренкой Генриеттой. Только тогда я поняла, что он по ошибке принял молодую красавицу за принцессу. Но в самом ли деле он ошибся? Или просто притворялся, чтобы иметь возможность поцеловать хорошенькую девушку? Я не знала, что и думать. Но, в конце концов, какое это имело значение? Мой Карл был здесь, со мной, и я не могла нарадоваться сыну.
Я тотчас же послала за Генриеттой. Она подбежала к нему, и они обнялись. Их взаимная нежная привязанность ничуть не ослабела за годы его отсутствия.
Увидев своего брата, моя маленькая Генриетта едва не плакала от радости. Она ведь так его обожала! Я никогда не видела людей более преданных друг другу, чем эти двое. Я им даже немножко завидовала. Мне так хотелось быть более дружной с Карлом, но я не могла простить ему того, что он встал на сторону Генри, осуждая мое поведение.
Однако наша встреча была слишком большим событием в нашей жизни, чтобы вспоминать давние обиды.
Карл был взволнован. Он вел переписку с генералом Монком,[69] который сообщал королю о том, что люди не одобряют правление пуритан. Они тоскуют по былым веселым временам, по пышным церемониям, балам и развлечениям. И они ждут возвращения государя.
Чтобы достойно отметить приезд самого почетного своего гостя, я приказала повару приготовить грандиозный пир. В помощь ему я послала всех своих слуг и приближенных, избавившись таким образом от их назойливого присутствия. Когда наконец мы остались одни, Карл заговорил о состоянии дел.
– Пока мне не стоит рассказывать вам все подробности, – сказал он. – Вдруг мои планы постигнет неудача, как предыдущие попытки. Хотя, должен заметить, на сей раз все обстоит иначе. Война закончилась, в стране воцарился мир. Генерал Монк – друг мне. Одно время он был сторонником Кромвеля, но теперь приглашает меня вернуться на родину. Полагаю, он никогда не одобрял тот уклад жизни, который установили круглоголовые. Оливер Кромвель не доверял ему… и был прав. Монк – сильная личность. Он, правда, несколько груб, как, впрочем, любой солдат, но он больше всего ценит в человеке преданность и верность. Когда я вернусь, то воздам ему по заслугам. Он женился на своей прачке… – Тут он осекся, бросив на меня несколько растерянный взгляд, и извинился: – Прошу простить меня, матушка, что я смутил вас, однако, поверьте, жена генерала Монка обладает многими выдающимися качествами, главным из которых является ее убежденность в том, что только король должен править Англией.
– Вы считаете, что этот генерал… что он поможет вам вернуть себе корону? – спросила я.
– Монк – не просто генерал, он главнокомандующий армии. И он не одобряет того, как правит страной наследник Оливера Кромвеля. Он мирился с правлением лорда-протектора при его жизни исключительно из уважения к самому Кромвелю, которого считал человеком сильным и мудрым. Теперь же наступили другие времена. Я жду, когда меня позовут вернуться, и больше не собираюсь покидать мою страну. Мне надоело скитаться по свету.
Мы говорили и говорили, довольные тем, что встретились в Коломбе, где могли оставаться одни… как обычная семья. Мы были так взволнованы, что почти ничего не ели за ужином.
И вот событие, которого мы так долго ждали, произошло в мае 1660 года. Оно казалось нам чудом, дарованным Всевышним за все те волнения, горести и беды, за лишения и невзгоды, трагедии, поражения и разочарования, которые пришлось нам пережить.
Карл наконец получил приглашение вернуться на родину и отправился в Дувр, где ждал его генерал Монк, а на протяжении всего пути до самого Лондона короля встречали восторженные толпы, бросая цветы под копыта его коня.
Это был самый счастливый день в моей жизни с тех пор, как начались наши беды. Реставрация победила окончательно, и я знала, что отныне для всех нас начнется новая жизнь.
ГЕНРИЕТТА
Жизнь изменилась. Мечта моя исполнилась. Мой сын вернул себе английский престол. И хотя я понимала, что радость и счастье не бывают вечными, наши беды остались позади. Я ни минуты не сомневалась, что Карл сможет сохранить корону – ведь он ничем не походил на своего отца. Он умел приноравливаться к обстоятельствам, был гибок, никогда не ввязывался в споры, оставляя решение проблем другим. У него не было желания снова отправляться в изгнание, и всем своим поведением он доказывал, что намерен удержаться на троне. Народ уже обожал его, как никогда не обожал его отца.
