Бертрис Смолл - Плутовки
– Потому что люблю тоже! – вздохнула Синара. – Боже, почему ты не дал ему ума?
– Но что он такого наделал, чтобы ты примчалась домой почти на два месяца раньше, чем ожидалось? – допытывалась Жасмин.
– Покинул двор, не сказав ни слова. Как-то утром я проснулась, а его уже не было в Гринвиче! Как он мог! – заплакала девушка.
– И ты ничего не знала? – осторожно осведомилась Жасмин.
– Ну... он просил меня поехать с ним в Саммерсфилд-Парк, – призналась девушка, – но я, разумеется, отказалась.
– И правильно сделала, – согласилась Жасмин. – Негоже пачкать свое доброе имя непристойным поведением. Надеюсь, ты была осмотрительна в своих отношениях с графом?
Она бросила испытующий взгляд на внучку. Синара прикусила губу, но все же ответила:
– Да, бабушка. Я была крайне осторожна. Даже завзятым сплетникам нечего сказать про меня.
– Что же, и это неплохо, хотя я не спрашиваю, что делалось по ночам в твоей спальне.
Синара залилась багровой краской, выдав себя с головой. Жасмин поняла все и без всяких объяснений.
– Бабушка!
Но Жасмин только рассмеялась. Слава Богу, у нее хватило предусмотрительности дать Эстер зелье, которое предотвратит любые трудности, с наказом каждое утро поить Синару.
– Ты не хотела бы навестить Дайану? Ей наверняка захочется знать все придворные новости. И я отправлюсь с тобой.
– С удовольствием, – кивнула Синара, – но Дайане нет никакого дела до придворной жизни. Все же я расскажу ей о своей скачке в Ньюмаркете. Она будет шокирована, начнет ахать и ужасаться, и уже только ради этого стоит поехать! Да, бабушка, ты права!
Герцог был доволен планами дочери.
– Может, когда она своими глазами увидит, как счастлива Дайана, – заметил он, – попробует сама обрести такое же счастье. Как это умно с твоей стороны, матушка, предложить ей развеяться!
Жасмин рассеянно улыбнулась. Главной ее целью было разлучить Синару с отцом, чтобы избежать постоянных скандалов и ежедневной пикировки между внучкой и ее родителями. Если так будет продолжаться, это оттолкнет Синару от семьи. Но и сын, и внучка были полны решимости добиться своего. И хотя цель была одна, способы ее достижения, увы, оказались диаметрально противоположными. АСинара, отдохнув и придя в себя, изнывала от безделья и целыми днями предавалась раздумьям. И даже задавалась вопросом, уж не зря ли отказалась от предложения графа.
– Кто бы узнал, бабушка? – твердила она. – Ни при дворе, ни моему отцу в голову не пришло бы, что я на такое способна, тем более что в августе все равно пришлось бы вернуться домой. Я могла сказать королеве, что еду в Куинз-Молверн, а сама отправилась бы в Саммерсфилд-Парк.
– Но ты была совершенно права, – возражала Жасмин. – Одно дело, дитя мое, тайком взять любовника и совсем другое – вести себя как вульгарная распутница. Ты наверняка потеряла бы уважение графа, а вместе с ним и всякую возможность пойти с ним под венец. Отказавшись от соблазна и вернувшись домой, ты только разожгла его влечение к себе, и теперь он с ума сходит.
– Бабушка, я не говорила... – начала Синара.
– Нет, – согласилась Жасмин, – не говорила, но я не глупа и знаю то, что знаю. Твой отец, будучи мужчиной, ничего не видит дальше своего носа и пока не проведал, что ты затеяла. Я сказала, что доверяю твоему суждению об этом человеке, и не отрекаюсь от своего слова. Но если ты не сумеешь образумить его к концу года, я приму сторону твоего отца. Надеюсь, ты понимаешь?
– Я признаюсь любому, кто попытается ухаживать за мной, что давно потеряла невинность, – вызывающе бросила Синара.
Жасмин горько усмехнулась:
– Воображаешь, что им есть до этого дело, дитя мое? Для джентльменов, подобных герцогу Крэнстону, важны только твое богатство и родство с королем. Ты знаешь это не хуже меня. На твои небольшие шалости посмотрят сквозь пальцы. Что все это по сравнению с преимуществами, которые сулит женитьба на тебе?! Ведь ты Стюарт, а безумные выходки Стюартов всем известны. Кроме того, во всем обвинят низкое происхождение твоей мамы. Ты этого хочешь?
– Я так люблю его, бабушка! – взорвалась Синара. – Почему он ничего не понимает?!
– Чему быть, дорогое дитя, того не миновать. Ты сделала все, что могла. Теперь предоставь остальное судьбе, – посоветовала Жасмин. – Думаю, что граф Саммерсфилд уже жалеет о своем поспешном отъезде.
И так оно и было.
Прибыв домой, Гарри Саммерсфилд уже через несколько дней извелся от тоски и одиночества. Да и что ему было делать? Арендаторы честно трудились, а управляющий, дальний родственник из Ирландии, был сведущ в своем деле. Поместья процветали, как никогда. Скот и лошади вволю паслись на зеленых лугах. На полях поднимались дружные всходы. На ветках плодовых деревьев в саду уже наливались завязи. Он закрылся в кабинете и сел за счетные книги. Все оказалось в идеальном порядке. Служанки и молочницы, с которыми он забавлялся раньше, теперь потеряли прежнюю привлекательность. А ночи превратились в кошмар.
Он мучился мыслями о Синаре. Жаждал видеть ее каждую минуту. Сначала он разозлился на ее отказ последовать за ним, но по зрелом размышлении понял, насколько она права. Ей уже семнадцать, многие в ее возрасте уже замужем. Но мысли о другом мужчине, по праву владеющем Синарой Стюарт, заставляли его метаться по комнате и скрипеть зубами. Именно поэтому он поддался зову плоти, ответил на ее заигрывания и стал первым возлюбленным этой необыкновенной девушки. Лишил невинности, чтобы никто больше не польстился на нее. Она принадлежит ему, и только ему!
Граф вздохнул. Он похож на собаку на сене: и не женится, и расставаться с ней не желает. Но дальше так продолжаться не может. Она отдалась ему, потому что любила. И пришла в его постель девственницей. До него она не знала другого мужчины. И никогда не узнает, если он всего лишь преодолеет страх перед истиной и честно признается в своей любви. Синара сказала, что не похожа на его мать, и, Господь знает, это чистая правда. Мать с самого начала была жертвой отца. Лишь однажды она осмелилась пойти против мужа, насладиться глотком счастья и поплатилась за это собственной жизнью. Нет, Синара ни в малейшей степени не напоминает Софию. А он? Сколько в нем от папаши?!
Разве не сделал он то же самое, что и Дьявол Саммерс, оставив его умирать в терзаниях, одиночестве, под непристойные вопли похоти и нечестивой страсти, доносившиеся из соседней комнаты? Он мог позвать доктора. Мог посидеть у постели родителя, несмотря на всю ненависть, которую питал к нему. Мог бы хоть на время держаться подальше от любовницы отца. Но ничего этого он не сделал. И вместо этого поступил, как отец, оставивший жену в одиночестве и муках, со звеневшими в ушах возгласами и стонами вожделения. Только... Только разве закоренелый грешник мучился бы сейчас угрызениями совести из-за своего недостойного поступка по отношению к отцу?
