Гуиллермо Гланк - Девушка по имени Судьба
Катриэль очнулся и попытался встать, но не смог. Слишком сильно качало. Он решил полежать еще немного с закрытыми глазами, чтобы качка прекратилась. Крепкий удар, ничего не скажешь. А от верной смерти спас его женский голос, который звал: «Катриэль! Катриэль!» А потом он провалился в темноту. Но теперь вроде бы пришел в себя, хотя и не совсем. Качает, даже когда лежишь с закрытыми глазами. Ну ничего, еще немного, и качка прекратится. Жаль что Августо по-прежнему гложет ненависть. Он поверил ему потому, что сам действительно изменился и даже теперь не испытывает ненависти к Августо. Пожалуй, что жалеет. Ненависть иссушает, и он устал от нее и в себе, и в других…
Качка не прекращалась, и Катриэль снова попытался подняться. На этот раз ему удалось сесть, он огляделся. Пол ходил под ним ходуном, и Катриэль понял, что дело не в голове. Куда же он попал?
— Очухался? — спросил незнакомый грубый голос и, подняв глаза, Катриэль увидел полупьяного кривоногого человека в матросской форме. Он стоял и тоже покачивался. «Я на корабле! — догадался Катриэль. — Только как я сюда попал? И как же моя маленькая Айлен?»
— Ну давай, подписывай контракт, — и матрос протянул Катриэлю бумагу. — Ты что, забыл? Ты же зафрахтовался на наш корабль. И правильно сделал. Будешь себе драить палубу и каждый месяц денежки в карман складывать. Так что можешь себя поздравить с выгодной сделкой.
Сознание Катриэль терял, но мозги у него не отшибло. Он прекрасно помнил, что не пил и ни о каких кораблях речи не было. Продать его на корабль мог только Августо. Но тогда бы от него не требовали подписывать контракт.
— Вы ответите перед законом за то, что пытаетесь принудить меня силой подписывать какие-то контракты. За то, что против моей воли приволокли меня на корабль! Я немедленно обращусь к капитану, и он заставит отвечать вас или ответит перед законом сам! — Катриэль говорил уверенно и резко, и матрос, похоже, струхнул, не ожидая такого сопротивления.
— Он еще и рассуждает! — раздался другой, но такой же грубый голос, и рядом с первым появился второй матрос. — Он нам еще и капитаном грозит! Заруби себе на носу, ты тут сгниешь, о тебе и знать никто не будет. Шутка сказать, два месяца в море! Да от тебя и костей не останется! Так что давай по-доброму, переходи на морской харч и живи себе. Или через неделю мы тебя рыбам скормим. Выбирай!
— Рыбам! — резко ответил Катриэль. Он понял, что попал в нешуточную переделку и если сдрейфит, то никогда отсюда не выберется. Сдрейфить должны были эти негодяи.
— Раз не понимаешь по-хорошему, может, поймешь по-плохому, — ухмыльнулся второй и как следует наподдал Катриэлю.
Катриэль не остался в долгу, но матросов было двое, и после очередного удара он опять потерял сознание.
— Пусть полежит подумает, — сказали матросы и ушли.
Едва попав на корабль, Виктория столкнулась с двумя матросами, которые приставали к ней в порту и потом волокли Адальберто.
— Ты все-таки решила проехаться с нами, красотка? — задал вопрос один из них, загородив ей проход.
— Еще одно слово, и пристрелю, — в бешенстве процедила Виктория, берясь за сумочку, и матросы расступились.
— Серьезная дамочка, — покачали они головой ей вслед.
Виктория заперлась в каюте, привела себя в порядок, и вскоре скучающая светская дама с рассеянным любопытством прогуливалась по палубе. Пассажиров на корабле было совсем немного. Несколько семейств, коммерсанты, чиновники.
Виктория смотрела, как все меньше и меньше становится Санта-Мария, и соображала, что же ей делать. Катриэля наверняка где-то заперли, вероятнее всего в трюме. Значит, с наступлением сумерек она должна пробраться туда. А до этого ей необходимо выяснить, где находится ведущий в трюм люк.
По палубе прошел капитан, приветствуя своих пассажиров, и Виктория задала ему несколько вопросов: какие товары обычно перевозит «Эдуард II»? Где они их размещают? Где размещаются матросы? Каков распорядок жизни на корабле? Достаточно ли у них продовольствия?
Капитан с удовольствием удовлетворил любопытство приятной пассажирки. После разговора Виктория решила, что Адальберто находится где-то в носовой части трюма. И убедилась в своей правоте, увидев, как из люка вылезают ее недруги матросы, явно чем-то недовольные. Они и на нее только злобно покосились, не решаясь больше заговаривать с дамой, которая прогуливается по палубе с капитаном…
Теперь Виктории оставалось только дождаться сумерек, и она удалилась в свою каюту.
Когда Катриэль очнулся во второй раз, над ним склонялось женское лицо. И хотя качало по-прежнему, он решил, что бредит или видит сон, потому что женщина явно напоминала Викторию и при этом шептала:
— Я твоя мать… Я твоя мать..
Ну могло ли быть что-нибудь бредовее? Катриэль вновь закрыл глаза, пытаясь избавиться от досадного видения.
Но женщина не исчезла, она теребила его за плечо, повторяя:
— Вставай, Адальберто! Обопрись на меня и пойдем! Мы должны выбраться отсюда.
Тут Катриэль был согласен с видением — выбраться отсюда было необходимо, поэтому он не стал выяснять, во сне он видит Викторию или наяву, и попытался встать на ноги. С большим трудом ему это удалось, и, опираясь на незнакомку, он добрался до лестницы. С невероятными усилиями преодолели они и лестницу, потом, очевидно, какое-то время пробирались по палубе и, наконец, оказались в каюте. И тут Катриэль вновь потерял сознание.
Окончательно он пришел в себя, когда было совсем светло, и совершенно ясно увидел сидящую возле него Викторию.
— Вы в сговоре с Августо, — проговорил он. — Вы поймали меня в ловушку. Но для чего? И куда хотите меня увезти?
— Выслушай меня, Катриэль, и если, выслушав, ты меня простишь, то станешь моим Адальберто, за которого я мстила всем на свете индейцам и тебе в том числе.
Честно говоря, у Катриэля не было другого выхода, и он, покорившись своей участи, стал слушать рассказ Виктории.
Мало-помалу ее рассказ увлек и растрогал его. Раскрывалась загадка «индейца с крестом». Перед глазами Катриэля замелькали картины из его прошлой жизни, они сменялись картинами из жизни Виктории, трагическими и печальными. Вот у него появилась сестра Камила. Она росла одиноко, вдали от матери, в монастыре… Виктория ничего не скрывала от своего взрослого сына. Пусть он станет ее судьей. Пусть помилует или казнит. Он один имел право судить ее…
Когда она кончила свой рассказ, плакали они оба.
— Странно очнуться совершенно в ином мире и узнать, что у тебя живы отец и мать, — задумчиво сказал Катриэль. — Вы ведь не будете меня торопить? Мне нужно как-то осмыслить все происходящее, привыкнуть к нему… Пока передо мной готовая книга, которую я когда-нибудь напишу. Сжиться со всем куда труднее. Как вы не могли простить индейцам моей смерти, так я не могу простить белым моей Милагрос. Я до сих пор оплакиваю ее…
