Дина Лампитт - Замок Саттон
В то же самое время здесь, в Уайтхолле, был арестован лорд Рочфорд и тоже увезен в Тауэр, где теперь томятся все четверо. Их обвиняют в том, что королева вступила в любовную связь с Марком Сметоном, который под пыткой в этом признался, и с сэром Генри Норрисом — последний решительно все отрицает. Рочфорда обвинили в том, что он потворствовал ее злодеяниям.
Ко всем друзьям королевы теперь отношение в высшей степени холодное, и я нахожусь в мучительных сомнениях…»
* * *Стук в дверь был мягким, но настойчивым. И, подождав немного в надежде, что непрошеный гость уйдет, Фрэнсис неохотно поднялся со стула. Дверь стала открываться в тот самый момент, когда он к ней подошел, и он увидел лицо сэра Уильяма Фитцуильяма — человека, которого он никогда не любил из-за его раздражающей привычки отводить свои бесцветные глаза от лица того, с кем он разговаривает. Вот и сейчас он смотрел в угол, когда сказал:
— Сэр!
Фрэнсис никогда раньше не замечал, что голос сэра Уильяма слегка напоминает женский.
— Да?
— У меня есть ордер на ваш арест. Попрошу вас следовать за мной в Тауэр.
Мир, в последние дни казавшийся ему серым и холодным, мгновенно стал черным, и Фрэнсис молил Бога, чтобы тот не дал ему потерять сознание в присутствии стоящих перед ним людей. Чтобы не упасть, он прислонился к дверному косяку.
— Могу я взглянуть на документ? — попросил он.
— Конечно, сэр Фрэнсис.
Снова косой взгляд, и лист пергамента оказался в нескольких дюймах от его носа. Первых слов документа и подписи короля было достаточно, чтобы его опасения подтвердились.
— А обвинение? — спросил он, надеясь, что говорит спокойно и рассудительно.
— Любовная связь с Ее Светлостью королевой.
— Я хотел бы, сэр Уильям, обратить ваше внимание на то, что я полностью все отрицаю. Это ложь. Вы меня слушаете?
— Да, — безразлично произнес сэр Уильям, внимательно рассматривая потолок.
— Тогда, с вашего позволения, я принесу свои вещи.
— Прекрасно.
— И я бы хотел, чтобы это письмо передали моему отцу.
Лишь на секунду водянистые глаза сэра Уильяма встретились с глазами Фрэнсиса, после чего они снова забегали.
— А вот этого, сэр, вам не положено. Ни один узник не может иметь контактов со своей семьей.
Он взял бумагу из рук Фрэнсиса, смял ее и выбросил.
— А теперь, сэр Фрэнсис, ведите себя как подобает мужчине. За каждым вашим движением будут следить. Вы отправитесь вместе с Уильямом Бреретоном, которого тоже арестовали. Между вами не должно быть никаких случайных разговоров.
— Бреретон! — сказал Фрэнсис. — Тогда помоги нам, Господи, — мир сошел с ума.
Сэр Уильям опустил глаза.
— На вашем месте, сэр Фрэнсис, я бы не беспокоился о мире. Подумайте лучше о своей шее.
Последовала небольшая пауза, и Фрэнсис сказал:
— Я могу только молить Бога, чтобы правда восторжествовала. В этом случае мне не нужно будет беспокоиться ни о своей голове, ни о шее.
— Уведите его, — сказал сэр Уильям, глядя себе под ноги. — Он всегда слишком много говорил. Болтуны и глупцы. Вот и договорились до того, что влипли в хорошенькую историю.
Последнее, что видел Фрэнсис, — как сэр Уильям поддал ногой письмо, которое тот собирался отправить отцу в поместье Саттон.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Сэр Ричард сломал сургучную печать на письме и, держа на значительном удалении от глаз, без труда смог прочитать его. Он довольно долго стоял в одной позе, читая и перечитывая письмо, и, наконец, не проронив ни слова, медленно опустился в кресло. Раздался звук, похожий на скрипение, и гонец из Лондона понял, что имеет дело с действительно старым человеком, а вовсе не с тем, чей возраст приближается к семидесяти и кто способен скрыть прожитые годы, сохраняя жизненную цепкость и бодрое поведение.
— Известно ли тебе, что здесь написано? — наконец спросил Вестон.
— Да, сэр.
— Расскажи мне все, что тебе удалось услышать.
— Только то, что сегодня после полудня сэр Фрэнсис и Уильям Бреретон доставлены в Тауэр, чтобы составить компанию лорду Рочфорду, сэру Генри Норрису, Марку Сметону и самой королеве.
— Каковы предъявленные им обвинения?
— Они пока не обнародованы, но на допросе арестованных сэр Фрэнсис сказал, что это за…
— Прелюбодеяние с королевой?
— Да, и заговор с целью убийства короля.
Помолчав, сэр Ричард произнес:
— Нет, в этом не может быть и доли истины. Фрэнсис не способен даже к заговору с целью убийства собаки, что же касается измены — он мог слегка обманывать свою жену, только играя в карты. Что касается остальных — Генри Норрис был всегда человеком короля, Бреретон сильно смахивает на идиота, Рочфорд же слишком умен, чтобы допустить такой промах. А вот Сметон? Не исключаю.
— Не понял, сэр?
— Простолюдин не оставлял никаких сомнений в своей любви к королеве. И она могла воспользоваться этим. Крестьяне, как тебе, по-видимому, известно, могут производить на свет весьма знатное потомство.
Понимая, что слова старика пахнут государственной изменой, но сознавая также, что ему платит агент сэра Ричарда и, следовательно, ему доверяют, посланец только вытаращил глаза.
— Эти сыновья земли могут зачать мальчиков, задумайся над этим.
— Да, сэр Ричард. Я тоже подумывал, что если король решился возбудить такое дело, то тогда почти нет надежды.
Сэр Ричард расправил плечи.
— Мы забегаем вперед, — промолвил он, — обвинения еще не предъявлены. И обвиняемые должны предстать перед судом. Я намерен бороться за жизнь моего мальчика. А теперь иди и хорошо выспись. Тебе пришлось преодолеть нелегкий путь верхом, а завтра ты должен вернуться с новыми письмами. Будь так добр, попроси управляющего немедленно прислать сюда мою супругу и невестку. Но не говори ему зачем.
Анна вошла в комнату первой: при свете свечи ее несомненное внешнее сходство с Фрэнсисом бросалось в глаза еще больше, чем обычно.
— Что случилось? — воскликнула она, предчувствуя недобрые вести при виде серьезного выражения лица мужа.
— Погоди, — ответил он. — Подожди, пожалуйста, до прихода Розы, у меня нет никакого желания повторять это дважды.
Но она настаивала на своем: «Что произошло?» — и его спасло от необходимости отвечать только то, что в комнату стремительно влетела задыхающаяся невестка: локоны прически и рукава платья у нее развевались, как от порыва ветра.
— Я не могу долго быть здесь. Генри плачет так, что может разбудить и мертвого, а его кормилица готова разрыдаться. — Затем она притихла, почувствовав атмосферу напряженного безмолвия.
