Дина Лампитт - Замок Саттон
Они разговаривали в галерее Уайтхолла, отпросившись ненадолго с банкета по случаю первого мая под предлогом посещения туалета.
— Это, должно быть, какая-то ошибка.
— Не думаю. У моего осведомителя большие связи. В любом случае, если они не там, то где же? Сметон уже две ночи отсутствует, и ты сам, наверняка, видел, что Норриса увезли под конвоем.
— Это правда. Но в чем их обвиняют?
— Никто этого точно не знает, но ходят слухи, что это что-то очень серьезное.
Фрэнсис недоверчиво посмотрел на него.
— Я еще поверю, что Сметон мог обидеть Его Светлость, но Норрис — никогда.
Бреретон поджал губы.
— Норрис всегда поддерживал Болейнов, а сейчас в почете клан Сеймуров. Подумай об этом.
— Ты полагаешь, это выпад против королевы?
— Все возможно. Но никому не говори ни слова, Фрэнсис. Я думаю, что досужая болтовня может быть опасна для всех, кто замешан в этом деле.
Фрэнсис почувствовал, как у него сильно забилось сердце, когда до него дошел смысл сказанного.
Была полночь, и вокруг царила полная тишина. Анна, королева Англии, лежала на кровати, не раздеваясь, и думала: «Так вот как все будет. Эта тишина — предвестница неизбежной смерти. Господи, помоги мне, мои крылья сломаны. Все кончено, я упала на землю».
В 10 часов утра посыльный принес ей известие о том, что Марка Сметона забрали в Тауэр. Час спустя тот же человек, с еще более угрюмым видом, сообщил ей, что сэр Генри Норрис тоже арестован. До сих пор не было объявлено публично, какое им предъявлено обвинение. Она знала, что враги собираются с силами, готовясь нанести ей удар, и Генрих готов дать волю своей ярости. И все же она не понимала, каким образом он хочет избавиться от нее. Трудно представить, какую связь можно установить между ней и ее верными друзьями. Возможно, их всех обвинят в том, что они готовили заговор с целью убить короля.
Она припомнила разговор с Норрисом и свое кокетливое поведение. Если все это было подслушано и слова ее были ложно истолкованы… Она чувствовала, что у нее голова раскалывается от напряжения. Жаль, что с ней нет ее брата, или Томаса Уатта, или Фрэнсиса Вестона. Быть может, они помогли бы ей. Но они были с Генрихом в Уайтхолле. Единственным близким человеком, находящимся сейчас рядом с ней, была ее дочь, которой не исполнилось еще и трех лет. Она жила отдельно, в Хэтфилде, со своей собственной свитой и редко навещала мать. Ей пришла в голову шальная идея схватить ребенка и сбежать из Гринвича по реке. Но она поняла безнадежность этой затеи еще до того, как отказалась от нее. Даже если она вырвется и ей удастся пересечь Ла-Манш, никто ей не посочувствует. Европейские монархи отправят ее обратно в Англию, к мужу, который затаил желание ее убить. Все, что ей осталось, — это ждать, какое обвинение ей предъявят, а потом молить Бога, чтобы несгибаемая воля, а также природное обаяние и ум, принесшие ей корону, помогли спасти голову, которая эту корону носит.
В холодном предрассветном сумраке Захарий стоял на пристани у Гринвичского дворца. Он скакал сквозь тьму, пересек реку при лунном свете и теперь поеживался от пронзительного утреннего ветра, чутко прислушиваясь к каждому шороху и ожидая момента, когда отдаленный удар весла о воду возвестит, что барка герцога Норфолкского неумолимо приближается со стороны Уайтхолла и в каюте судна с каменным лицом сидит его владелец, везущий королеве приговор.
Все речные шумы были здесь в изобилии. Где-то над своим гнездом хлопала крыльями цапля. Лебедь о чем-то рассказывал своей подруге, вытягивая белую шею в первых проблесках рассвета. Река журчала и булькала, как ребенок, когда рыба плескалась и выпрыгивала из воды, разбрызгивая светящиеся капли. Захарий размышлял о том, что все это — неотъемлемая часть жизни, непостижимые частицы Вселенной, столь величественной по масштабам, что только величайшему из богов под силу познать ее тайны. Он знал, что попытка изменить то, что заранее предопределено, есть преступление против Бога — тем не менее он должен попытаться. Но кто он такой, чтобы препятствовать великому течению жизни, вмешиваться в ход событий, который ведет человечество к звездам?
— Лорд герцог, мой отец!
Даже в полумраке он сразу узнал руку, которая легла ему на плечо. Он не слышал, как барка подплыла к пристани и герцог сошел на берег.
— Захарий, что ты здесь делаешь?
Никогда еще голос герцога не звучал так сурово, как в это раннее утро.
— Я должен поговорить с вами, сэр. Это крайне необходимо.
Норфолк повернулся, и его взгляд скользнул вдоль реки. Плащ герцога развевался на ветру, рука сжимала жезл первого пэра королевства.
— Сын мой, а тебе не приходило в голову, что я не должен слышать то, что ты намерен мне сказать.
— Да, конечно, — произнес Захарий с болью в голосе. — Но я должен сказать тебе правду.
Герцог повернулся и посмотрел на него. Ответственность возложенной на него миссии делала его взгляд холодным и твердым.
— Захарий, я не желаю тебя слушать. Много лет назад ты сказал, что мне судьбой назначено приговорить королеву Анну к сожжению или смерти от топора. И да будет так! Я должен сделать то, что мне предписано. Не пытайся что-либо говорить мне.
— Тогда да поможет мне Бог, лорд герцог.
— Сын мой, трудно, а иногда и опасно знать слишком много. Поезжай домой и ложись спать. Ты, как ребенок, вступил в бой с…
Захарий перебил его, сказав:
— Со Вселенной.
— Да. А теперь прощай.
Норфолк повернулся и, не оглядываясь, пошел в погруженный в сон дворец.
В ночной тишине, окутавшей замок Саттон, Анне Вестон снился сон. На этот раз ей привиделось, что она вышла из дома и пошла в направлении старого родника Эдуарда Святого. Сказать, что она шла по земле, было бы неправильно, так как она скользила по поверхности, не касаясь ее ногами.
Там, куда она попала во время своих ночных странствий, был день, все было залито ярким и радостным светом, и она слышала смех и музыку. Ощущая боязливое любопытство, она направилась в ту сторону, откуда доносились звуки. Никогда, даже во сне, она не поймет, кто эти люди, приходящие в ее дом и ведущие себя так, будто они здесь хозяева.
Завернув за угол, Анна их увидела. Мужчины и женщины были в диковинных одеждах, и — не может быть! — в теннис играли представители обоих полов. На земле рядом с кортом лежал странного вида ящик с горном, из которого неслись слова песни: «До свидания, черный дрозд». Анна стояла, онемев от изумления, как вдруг один из игроков поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза Она узнала человека из того сна, в котором она бродила по залитому лунным светом хранилищу яблок. Жена этого человека называла его тогда Альфом, а слуга — лордом Нортклифом. И опять случилось то же, что и в первый раз. Он внезапно побледнел, и женщина, стоявшая напротив него с другой стороны от сетки, спросила:
