Патриция Гэфни - Роковое сходство
– Мне все это без…
– Если бы ты уехала со мной, та жизнь, которую я веду, пришлась бы тебе не по душе. Ты бы ее возненавидела, а…
– Неправда!
– …а в скором времени и меня тоже.
– Никогда!
– Послушай меня. Ты даже не представляешь, что такое бедность, потеря респектабельности…
– Респектабельности? – возмутилась Анна, как будто он упомянул нечто неприличное. – Плевать я хотела на респектабельность!
Его горькая усмешка разозлила ее еще больше.
– Да, плевать! Условности, правила приличия… Для меня они стали тюрьмой – страшнее той, из которой ты хочешь бежать. Прошу тебя, Джон, прошу тебя…
Ей были ненавистны униженные нотки в собственном голосе, но она ничего не могла с собой поделать.
– Нет, – твердо повторил он.
Анна с ненавистью толкнула его в грудь стиснутыми кулаками, потом обошла его кругом в бессильной ярости и обняла обеими руками.
Теперь слезы Броуди тоже вырвались наружу. Он крепко держал ее, ощущал ее живое тепло, биение ее сердца.
– Не важно, куда я поеду, потому что, где бы я ни был, я всегда буду с тобой, ты всегда будешь в моем сердце. Будь счастлива, Энни, проживи хорошую жизнь. Но будь осторожна: никому не позволяй себя обидеть.
Анна задыхалась от слез.
– Я всегда, всегда буду любить только тебя.
– Ты меня всему научила.
– Нет, это ты меня научил.
Все это было слишком тяжело. Они отступили друг от друга в один и тот же миг и повернулись на шум в дверях. Оказалось, что это горничная. Анна отвернулась, Броуди провел по лицу рукавом.
– К вам посетитель, сэр.
Он бессвязно выругался.
– Скорее всего это Нил: в очередной раз пришел просить денег в долг. Я уже дважды ему отказывал. Ничего, я с ним быстро разберусь и отправлю восвояси.
Однако горничная протянула ему тисненую визитную карточку, и, вместо того чтобы пройти мимо нее, Броуди побелел как полотно и замер на месте.
– Кто это? – спросила Анна, стискивая руки. Она опасалась худшего. Неужели пришел Дитц?
– Это мой отец.
Глава 32
Этот характерный звук они услыхали одновременно – тяжелое и медленное постукивание трости по деревянным половицам. На ковре оно стало глуше, потом вновь зазвучало на паркете. Все ближе и ближе. Анна подошла к Броуди и взяла его за руку. Заглянув ему в лицо, она ужаснулась.
– С тобой все в порядке?
Броуди даже не услышал вопроса. Все его чувства были сосредоточены на этом зловещем, неумолимо приближающемся звуке: тук… тук… тук… Вот он различил и походку: старческое шарканье ног. Скопившееся за всю жизнь ожесточение поднялось к горлу Броуди подобно желчи, но что-то еще более сильное, чем ненависть, застучало в потайную, наглухо запертую дверь у него в душе.
Гардины в гостиной были задернуты, стоял полумрак. Они лишь смутно различали сгорбленную фигуру, пока посетитель не пересек порог и не остановился на пятне от послеполуденного света, падавшего на пол библиотеки. Но даже после этого кружившие в воздухе пылинки не позволили им толком разглядеть силуэт и черты вошедшего. Анна бросила беспокойный взгляд на Броуди, потом оставила его и двинулась навстречу гостю с неуверенной улыбкой на губах.
– Милорд, – негромко произнесла она в виде приветствия.
Риджис Ганн, граф Бэттиском, оказался глубоким стариком – худым как щепка, с белоснежными волосами и тонкими, хрупкими костями. Он весь был согнут, сгорблен, скрючен ревматизмом. На острых скулах кожа была туго натянута, сквозь нее просвечивали кости, но дальше она спускалась вниз бесчисленными морщинками, образуя складки под подбородком на тощей птичьей шее. Узловатые, обезображенные болезнью пальцы сжимали черную трость, искривленные ноги вместе с тростью образовали шаткий треножник. Анна не решилась протягивать ему руку. Вместо этого она сделала реверанс и сразу поняла, что поступила правильно.
– Здравствуйте, – сказал граф. – Прошу меня простить за столь внезапное вторжение. Знаю, это непростительная грубость – явиться без предупреждения, но я…
Его голос пресекся: оставив всякие попытки поддерживать вежливый светский разговор с Анной, он устремил пронзительный взгляд на Броуди. Его тонкие, почти невидимые губы дважды раскрылись и закрылись без звука, прежде чем он сумел выговорить следующие слова.
– Николас? Это ты?
Броуди стиснул руки за спиной. С каменным лицом, не двинувшись с места, он ответил:
– Нет, я Джон. Ник умер.
Граф покачнулся, как от удара. Анна подхватила его под локоть, чтобы он устоял на месте. Бережно, медленно, шаг за шагом, она отвела его к кожаной кушетке и помогла сесть. Он зажал свою черную трость между колен и закрыл глаза. Его бескровное лицо цветом напоминало пчелиный воск. Тонкие, как пергамент, ноздри трепетали при каждом вздохе.
Анна бросила тревожный взгляд на Броуди. Его гранитная выдержка рушилась, он нерешительно направился к отцу. Его влекло чувство более сильное, чем озлобленность или обида двадцатилетней давности. Он опустился на кушетку рядом со старым графом. Анна смотрела на них, стараясь найти фамильное сходство. Вот оно: в глазах, хотя глаза отца выцвели от старости, в очертаниях высокого гордого лба. Тот же нос, те же скулы.
Наступило долгое молчание. Риджис Ганн поднял трясущуюся, почти невесомую руку и положил ее на рукав Броуди.
– Джон? – переспросил он дрожащим голосом. Тело у него было, как у воробья, но глаза в эту минуту горели орлиным блеском.
– Джон, – повторил он, уставившись на неподвижную руку Броуди. – Мой сын.
Обиженный ребенок, все еще живший в душе Броуди, хотел отпрянуть, заорать во весь голос, обрушить на этого старика всю скопившуюся внутри мстительную злобу и заставить его съежиться от ужаса. Вместо этого он с трепетной бережностью взял руку отца, похожую на тонкую птичью лапку, поднес ее к губам и поцеловал.
– Отец, – прошептал он.
Старческая рука поднялась и обвила его шею. Они обнялись.
Анна смотрела в пол, чтобы их не смущать. Она сама не знала, что плачет, и лишь с удивлением заметила, как капли слез падают на ковер и на носки ее туфель.
Граф разомкнул объятия и отстранился, желая взглянуть на своего сына: казалось, он не может оторвать глаз от Броуди.
– Я так долго пытался тебя разыскать… тебя и Николаса. Больше года прошло, Джон. Джентльмен, которого я нанял, сказал мне, что ты сидишь в тюрьме… за убийство. Но когда я отправился туда, меня не впустили. Сказали, что встречи с тобой запрещены.
– Я никогда никого не убивал.
Риджис Ганн вскинул костлявую руку, словно давая понять этим жестом, что отбрасывает это предположение как совершенно несостоятельное.
