Звезды для моей герцогини (СИ) - Вайра Эль

Анна отвечает не сразу, и я боюсь, что сболтнула лишнего.

— Да, кажется, я понимаю, — говорит королева, глядя перед собой. — Но однажды ты совладаешь с ним, поверь мне. Научишься видеть возможности, которые он дает. И тогда ты почувствуешь настоящую свободу.

Анна и сама когда-то была фрейлиной. Я уверена, что она меня понимает. Знает, о чем говорит.

— А чем ты занимаешь свободное время? — спрашивает королева.

— Я изучаю поэзию, — отвечаю я и сама удивляюсь тому, что несу. Это последняя вещь, которую я хотела сказать.

Королева удивленно поднимает бровь.

— Ты пишешь стихи?

— Нет, Господь не наградил меня таким талантом, — я пытаюсь подобрать слова. — Гарри — поэт в нашей семье. Я лишь читаю его стихи, и стихи других поэтов. Я… восхищаюсь Томасом Уайеттом.

Анна одобрительно кивает.

— Там есть, чем восхититься, ты права.

Томас Уайетт был влюблен в нее еще до того, как она встретила короля. Вероятно, до сих пор влюблен. Шелти была с Уайеттом короткое время, и она говорит, что так оно и есть. А злые языки упорно разносят слухи, что у них с королевой был полноценный роман, но я в это не верю. Анна — это его вдохновение, но не более.

Мы проходим под высокой изгородью, и тень от нее падает на лицо Анны, делая ее скулы еще более выразительными, а глаза темными. Бездонными.

Мы молчим, погрузившись каждая в свои мысли. Это не неловкое, а комфортное молчание. Я чувствую, что Анна, хоть королева, действительно моя семья, и я могу молчать с ней сколько угодно.

Вдруг она резко останавливается.

— Ты видела?

— Что именно?

— Мария. Кажется, она прошла там, — королева тянет руку и указывает вперед, но там никого нет.

— Нет, Ваше Величество, я не заметила.

Леди Мария живет здесь словно призрак. Бывшая принцесса, теперь она тень своей младшей сестры, почти ее прислуга. Но сама она не считает свой статус справедливым и упорно отказывается признать Анну королевой, а Элизабет — законной наследницей.

Она уверена, что королева — это ее мать, Екатерина из Арагона. Испанка, которую король двадцать лет называл женой несмотря на то, что они поженились, поправ все законы Божьи. До этого Екатерина была замужем за принцем Артуром, старшим братом короля, но потом Артур умер и оставил ее вдовой.

Умер он, как полагают, из-за чрезмерных усилий в постели. Ему тогда было шестнадцать лет.

Екатерина солгала, что не знала Артура как мужа, чтобы выйти за нашего короля. Все знают, что это грех — брать в жены супругу брата, но король был так ослеплен любовью, что пошел на это. И Господь в наказание не дал им ни одного законного сына.

Из всех их детей выжила только девочка, Мария. Ее братья либо рождались уже мертвыми, либо умирали вскоре после появления на свет.

Когда вне брака у короля родился Генри, всё окончательно стало понятно. С любовницей у короля получился сын, а с женой нет. Значит, Господь не благословил его брак с Екатериной.

Это всё кажется таким очевидным, но в королевстве до сих пор много тех, кто уверен, что Екатерина всё сделала правильно и королева — это она. А Мария — принцесса и наследница. Моя мать, например, никого кроме них в этих статусах не признает.

— Мэри, сколько тебе лет? — вдруг спрашивает Анна.

Я немного удивлена вопросом.

— Через месяц будет пятнадцать.

— Мария всего на три года старше.

Немного помедлив, она продолжила.

— Скажи, как бы ты относилась к мачехе, если бы она у тебя была?

Я задумалась. Вспомнила о Бесс Холланд. Могу ли я назвать ее мачехой? Отец хотел аннулировать брак с моей матерью, чтобы жениться на Бесс, но это закончилось грандиозным скандалом, и вопрос был отложен до лучших времен.

Бесс хорошая. Добрая. Мягкая. Вся состоит из света и нежности. Полная противоположность матери. Мы с Бесс не очень близки, но я совершенно не против, что она стала своеобразной частью нашей семьи.

Отец никогда не бил Бесс.

— Если бы у меня была мачеха, — говорю я, — я бы уважала ее, потому что это выбор отца.

Звучит так, будто я намеренно говорю то, что Анна хочет услышать.

— Но я бы хотела, чтобы и она была на моей стороне, — добавляю я.

Королева кивает и прищуривается, глядя в пространство.

— Я должна встать на ее сторону, чтобы она признала меня. Надо обратиться к королю от ее имени. Он вернет ей свою благосклонность, и тогда она перестанет упорствовать. Нет, сначала она признает меня, а я помогу ей. В таком порядке. Мы обе в выигрыше.

Анна резко поворачивается ко мне и хватает за плечо.

— Поговори с ней.

Мои глаза расширяются от удивления.

— Я, Ваше Величество?

— Да, передай ей мои слова, моё предложение.

— Чтобы она публично признала вас, а вы заступитесь за нее перед королем?

— Пусть воздаст мне должные почести хотя бы здесь, в Хэтфилде, если ей так проще. Тут достаточно свидетелей.

— А взамен вы… — я хочу, чтобы она произнесла это сама.

Анна делает паузу.

— Благосклонность короля. Не могу гарантировать ей место при дворе, но обещаю, что сделаю всё, чтобы король снова относился к ней как к дочери.

Я киваю.

— Ты сделаешь это, Мэри? — Анна заглядывает мне в глаза.

— Конечно, Ваше Величество.

— Спасибо!

Она просияла. Я совершенно не хочу этого делать, но кто я такая, чтобы отказывать королеве.

*

Мне пришлось постараться, чтобы отыскать Марию. Ни один человек в Хэтфилде не подсказал мне, где она. Полагаю, дело опять в моей матери и ее апельсинах для Екатерины. Все думают, что я тоже шпионка.

Когда я устала носиться по дворцу, то решила выдохнуть и пораскинуть мозгами. Где может быть Мария сейчас, когда приехала Анна? Может, молиться где-нибудь о том, чтобы Бог послал королеве все кары небесные?

Ну конечно, молится!

Я иду в местную часовню. Мария, как и ее мать, истово верует в папство, так что не исключено, что прямо сейчас она обращается к Господу.

Часовня Хэтфилда небольшая по сравнению с Хэмптон-кортом, но внушительна по сравнению с Кеннингхоллом. Стены выбелены, потолок украшен изображениями звезд. И ни одного святого образа.

Но сейчас Марию это не смущает. Я оказалась права, и она здесь. Стоит на коленях перед распятием, спиной ко входу. Вся в черном, словно вдова. Ее фигура кажется совсем крошечной.

Она поворачивается на звук моих шагов, и на ее лице я вижу раздражение. Ей не нравится, что кто-то прервал ее молитву. Мария нехотя встает, когда я приближаюсь, и пытается понять, кто я.

Она действительно маленькая. Кожа почти прозрачная, черты лица совсем невыразительны, глаза кажутся двумя блеклыми глубоко посаженными точками. Зато глубокие синяки под ними вызывают сочувствие — Мария выглядит так, как будто не спала с самого Рождества.

Единственное яркое пятно в ее образе — это волосы. Ярко рыжая копна, чуть светлее, чем у Генри, выбивается из-под гейбла, давая каждому понять, что перед ним дочь короля.

— Ты вышла замуж за моего брата, — говорит она, и ее низкий голос пронзает тишину часовни.

— Да… — я не знаю, как к ней обращаться.

Опять эта неопределенность. По-хорошему, она должна приветствовать меня реверансом, ведь я герцогиня, жена ее брата. Они с Генри равны в своем статусе, но у Марии нет титулов. Но она дочь короля, а это важнее всего остального.

— Думаешь, ты заслуживаешь его? — спрашивает Мария, не дожидаясь, пока я выберу обращение.

— Смею на это надеяться.

— А я вот так не думаю.

Я потрясена ее резкостью. Не знаю, что ответить. Не понимаю, чем успела ей насолить.

— Вы уже консуммировали брак? — спрашивает она.

— Пока нет.

— Конечно нет, вам же нельзя, — она издевается надо мной притворным сочувствием. — Ты нужна лишь как декорация. Чтобы успокоить блудницу, что ее родня пустила корни в королевскую семью.

То, как она говорит про Анну, мне совершенно не нравится. Несмотря на их вражду, Мария не должна так высказывать о королеве Англии.