Олег Евсеев - Осеннее наваждение
— Разумнее с твоей стороны было бы узнать для начала, кто я такой, — отвечал он, выпрямившись и бесшумно перемещаясь на стоящий рядом с постелью стул.
— Ты призрак? — предположила я даже с некоторой долей любопытства.
— О нет, — улыбнулся он, чуть дернув ниточкой губ. — Я — вовсе не призрак, к тому же не хочу тебя разочаровывать, но призраков не существует, я-то это знаю наверняка.
— Тогда кто? — Я начала терять терпение, принимая незнакомца все-таки за человека, вероятнее всего, за какого-нибудь ловкого фокусника или мага вроде Калиостро — тот, я читала, тоже мог перемещаться в пространстве, с легкостью минуя временные и материальные преграды. Но вопрос мой, увы, повис в воздухе, ибо он снова исчез, окончательно убедив меня в ошибочности своих предположений.
После этой ночи я начала понимать, что все происходящее со мною, увы, реально, оставалось только ждать следующего появления кошмарного незнакомца, чтобы выяснить — кто он и чего хочет от меня. О покое пришлось забыть, я вздрагивала всякий раз, заслыша свое имя из комнат, даже от любого шороха, заставшего меня врасплох. Буквально на следующий день я увидела его днем на прогулке — он быстро шел по противоположной стороне Невского и пристально смотрел на меня, а буквально через несколько минут уже оказался передо мною, сворачивая на Невский с другой стороны Садовой. Это не мог бы проделать человек, я поняла это окончательно!
Как вам не покажется это странным, но я даже несколько успокоилась, уяснив для себя следующие вещи. Первое. Если я безумна, то безумие мое, по крайней мере, распространяется только на общение с этим созданием, остальные же существуют для меня в прежнем измерении и воспринимают меня такою же, какой я и была, так я могу прожить до самой смерти, не причиняя вреда никому. Второе. Если я нахожусь в здравом рассудке, то дальнейшее появление незнакомца, по-видимому, неизбежно, следовательно, искать возможности как-то избавиться от него при его нечеловеческих способностях, вероятнее всего, не стоит — это попросту бесполезно. Надо с этим как-то жить. Так я и жила с тех пор, пока в одной из последних бесед он не открылся мне, если не полностью, то, во всяком случае, изрядно. Велев называть себя Демусом, он сообщил, что является спутником ветра, фигурой, способной быть бесплотной и материальной одновременно, презирающей все человеческие и физические законы. На мой вопрос, что же ему надобно от меня, Демус, наконец-то ответил:
— Мне нравится наблюдать за тобою, как ты говоришь, как ходишь, мне нравится твое лицо… Я решил остаться в этом городе с тобою навеки, до тех пор, по крайней мере, пока мне это не наскучит!
— Но ты не можешь не понимать, что одним только фактом своего существования обрекаешь меня на жизнь, не только противоестественную для обычной девушки, но и на безумие, — пыталась защититься я. — Я всего лишь обычный человек, в конце концов я захочу выйти замуж, иметь детей — при твоем постоянном присутствии это невозможно!
— Об этом можешь позабыть, — твердо ответил Демус. — Подле тебя никогда никто не появится, пока я этого сам не захочу. Я терплю твоего кузена и этого фон Мерка до тех пор, пока они не добиваются тебя. При малейшем намеке на обратное я уничтожу их!
— Как ты можешь со мною так поступать? — заплакала я, с ужасом осознавая, что навеки обречена на нежеланную мистическую связь с этим чудовищем.
— У тебя еще будет время полюбить меня. — И он ласково ледяными пальцами вытер мои слезы…
3
— …Вот таковы, друг мой, те обстоятельства, о которых я вам говорила и из-за которых я вынуждена отказать вам, — с грустью закончила свой рассказ Полина Матвеевна. — И, увы, я думаю, что он не оставит меня никогда. Я еще многого вам не поведала, о некоторых вещах я просто не могу рассказать мужчине.
— Он пытался добиться вас?! — Острая боль пронзила мое сердце, я даже помыслить не мог, как это чудовище прикасается к ней.
— Нет, он только… приказал мне раздеться… Господи, как стыдно! — разрыдалась Полина, сжав голову руками и сотрясаясь худенькими плечами.
Сказать, что я был потрясен рассказом Полины, — значит не сказать ничего. Я был просто убит! Поверьте, если бы речь шла о ком угодно в человеческом обличье, даже если бы это был сам… (вымарано автором — Издатель), и то, думаю, я бы не остановился ради ее счастья. Но что я должен был делать с совершенно потусторонним существом, и каким образом я смогу избавить Полину от него, причем, не посвящая в наши дела ее родных и вообще никого? Этого я тогда не знал…
Чудом успокоив ее, я взял ее руки в свои и, по возможности сохраняя хладнокровие, сказал ей:
— Полина, я еще не знаю, как действовать, но одно могу обещать вам точно: я никогда, слышите, никогда не брошу вас, тем более в подобном положении. Идите к себе и постарайтесь вести себя так же, как раньше, впрочем, лучше более бывая на людях. Дальше. Уговорите Матвея Ильича в субботу устроить для вас маленький званый обед, на который пригласите меня и барона, остальных — по вашему и генерала усмотрению. До субботы я, увы, не смогу с вами увидеться, настал мой черед нести караульную службу, да и шагистику в роте надобно подтянуть. Ежели Матвей Ильич станет интересоваться — по какому поводу обед, скажите ему, что у вас была мигрень, она наконец-то закончилась, и вы хотите немного повеселиться. Уверен, он не откажет вам. Да еще — на всякий случай не забывайте оказывать фон Мерку некоторые знаки внимания, не стоит показывать остальным, что мы… что нас… связывает нечто большее, чем дружеские отношения.
— Зачем это вам? — недоверчиво прислушиваясь к моим спокойным твердым словам, спросила Полина. — Вы хотите позлить его?
— Просто доверьтесь мне, — все, что я мог ей сказать, ибо еще не составил себе четкого плана действий.
— Павел Никитич, если с вами что-то произойдет, я никогда не смогу простить себе этого. — Из глаз Полины снова выкатились алмазики слез. — Я не должна была рассказывать вам о нем, это — мое проклятие, не знаю, правда, за что.
— Вы поступили единственно правильным образом. — Я поднялся и еще раз поцеловал ей пальцы, которые она — боже! — не отнимала от моих губ. — Я должен уйти, чтобы не вызывать у вашей родни, и особенно у Демуса, ни малейшего подозрения. Так пришлите нам с фон Мерком приглашение с посыльным — я буду ждать!
Направившись к дверям, я напряженно ждал ее голоса, и он позвал меня. Обернувшись, я еще раз увидел ее огромные серые глаза и губы, прошептавшие: «Спасибо!»
Я, господа, никогда не мог себя упрекнуть в трусости, и, уверен, подобное не смогло бы прийти в голову никому, кто хоть мало-мальски со мною знаком. Помнится, еще детьми мы с братом, наслушавшись от деревенских ребятишек сказок о жутких вещах, происходящих по ночам на погосте, отважились отправиться туда, вооружившись отцовским охотничьим кинжалом и парою свечей. Свечи, правда, оказались совершенно непригодными из-за ветра, потому страху натерпелись мы изрядно. Никаких вурдалаков и восстающих из могил покойников нам так и не удалось увидеть, но, уверяю вас, сама атмосфера подействовала на нас не менее сильно, чем ежели бы мы повстречались с самим чертом, ибо ничто так не пугает, как разыгравшееся воображение. С тех пор я понял, что бояться нужно только одного — людей, а уж с нечистой силой я как-нибудь совладаю. Был, однако, случай, который заставил меня таки убедиться в существовании неких сверхъестественных сил: за несколько дней до смерти уже тогда хворавшего папеньки в окно долго билась, силясь залететь в дом, продолговатая, неестественным образом вытянутая черная птица. Мать моя долго тогда крестилась на образа, а уж после похорон сказала мне: «А ведь это, Пашенька, смерть его прилетала!» Уж не знаю, господа, чем и как объяснить сей случай, но, право, таких птиц я никогда более не встречал, возможно, и взаправду есть там что-то этакое…
