Людмила Сурская - Оборотень или Спасение в любви.
— Сергей.
Она потихоньку начала успокаиваться и даже подумала, как он несчастен и как переживает в этом ужасном виде. Вопросы её были уже осмысленные.
— У вас правильная речь и вы человек не простого сословия… — уже хладнокровно заявила она. — Как же такое возможно?…
Он в согласии склонил голову набок и дипломатично заметил:
— Угадали. Я учился в Германии и жил в Париже. Успокоились?
— Разве можно тут успокоиться, такой чертополох в голове. Я просто не представляю. Знаете, весной по улицам гнилая оттепель идёт, снежную кашицу по жидким дорогам весна наквасила. С неба такая ещё неопределённая дребедень сеет. К зиме ещё или уже к весне?! Вот и у меня что-то на вроде этого сейчас в голове или в таком же роде. Это вам я в парке скормила всё печенье? — осенила вдруг её догадка.
Он не отпирался.
— Жалко?
Она помедлила и несколько смущённым видом, тщательно подбирая слова, продолжила:
— Нет, просто интересно, за кого я получила от маменьки. Каким же образом вы оказались здесь? Надеюсь не из-за вкусного печенья.
Он, улыбнувшись, немного приподнял о себе завесу.
— Обернувшись доберманом, я, скрывшись, избежал смерти. Но убийца, сообразив, что я жив, повсюду искал меня. Снять ошейник с себя мне не под силу. Вернуться назад я уже не мог. Тогда я был страшно голоден, и вы помогли мне своей щедростью.
Танино женское любопытство перебороло осторожность и страх. Она просто изнывала от желания узнать, каким всё-таки образом он оказался здесь и почему его пытались убить. Однако спросить об этом напрямик в лоб долго не решалась, но женское любопытство — это такой тайфун… и она обернулась к нему с вопросом:
— Вас хотели убить, потому что оборотень?
Он понял её опаску и хитрость.
— Совсем нет, никто не догадывался об этом. Знали о моей тайне двое, отец и моя нянька. Но их давно уже нет на этом свете. Царство им небесное. В безвыходном положении доверился одному человеку и не ошибся в нём, но случай забрал его у меня, он погиб, а я остался, совершенно одинок и без помощи. Потом пришло на ум одному циничному негодяю убить меня. Я был не готов к такому, даже предположить подобного не мог потому, как знал оного с детства…
Он замолчал, а княжна, внимательно посмотрев на него, заинтересовавшись, продолжила допрос.
— Тогда за что?
Серж вздохнул и попытался объяснить ей положение дел:
— За имение, наследство и деньги. Не догадываясь и не предполагая о моей тайне, идя на хладнокровное убийство, он понял, что убив меня, будет владеть всем моим имуществом. Раненый я нашёл в себе силы застегнуть ошейник и, превратившись собакой, уйти. Он ничего не понял, а мне оказалось так гораздо проще спастись, нежели человеком. Спасибо вы нашли и приютили.
Она сокрушённо и медленно покачала головой, прижимая ладони к сердцу. Но непонимание и раздумье сменило любопытство. Именно так она смотрела на него — с большим любопытством.
— Я совсем запуталась, — потёрла она для картинки виски. — Ты действительно плохо выглядишь и рана вон на тебе, хотя не удивительно.
— У вас перестали дрожать руки, значит, вы думаете головой, — накрыл он её пальчики своей ладонью. Таня пыталась выдернуть, но у неё это плохо получилось. — Я не обижу вас, не волнуйтесь так. Отплачу добром за добро.
Серж надеялся на её сговорчивость и помощь, хотя иголки сомнения тоже кололи: «А если она всё же заупрямится?»
Дрожь действительно прошла, уступив место любопытству. «Интересно, кто этот симпатичный и такой таинственный незнакомец?» — подумала она, напуская на себя максимум равнодушия. Ведь кем-то в этом мире он есть?! Так устроены женщины — любопытство пересиливало страх. Сразу же, как только, более — менее, её сердце и голова успокоились, она принялась рассматривать его. Благородное лицо, жесты, говор… Решительно его не стоит бояться.
— Я знаю многих молодых людей, у меня имеется старший брат, но вас никогда не встречала ни в салонах, ни на приёмах, вы чужой…
— Ни на балах… Я ж вам, сударыня, говорил, что учился и обитал в Европе. Пока жив был отец, мы жили уединённо, не выезжая из поместья, стараясь держаться подальше от Москвы и света. Позже я выехал в Германию.
— Откуда же берутся… оборотни?
— На генетическом уровне. Отец был им. Прекратить это можно только одним способом. Нам нельзя иметь связь с женщиной.
— Почему? — захлопала она глазами.
— Чтоб не иметь последствий, то есть детей. А он не удержался. Очень любил мою мать. Она была не свободна… В результате вместо того, чтоб мучения рода на себе прекратить, он оставил после себя продолжение — меня.
У Тани непроизвольно вырвалось:
— Господи, как страшно и должно быть обидно…
— Я переживу, зато буду последним. Поэтому и говорю вам, меня не стоит бояться. Помоги мне, детка, достань одежду и спрячь у себя, пока я не поправлюсь окончательно и сориентируюсь в происходящем около моего имени и состояния.
Его откровенность и горячность с которой это было сказано успокоила. А его обращение «детка» даже умилило. Но княжна ещё колебалась. Придумывала на чём бы его поймать и к чему бы прицепиться. Спросила то, что первым пришло на ум:
— Вы крещёный? Хотя я, наверное, глупость спросила.
Ответ последовал без промедления.
— Крещёный.
— Как же это возможно? — пылко воскликнула она.
— Запросто, меня крестили сразу же после рождения. Я объяснял вам, княжна, никто не знал и надеюсь не узнает…
Таня сдалась. Чего ей в самом деле лезть на стену, если Бог его принял.
— Хорошо, тут у папа, есть кое какая одежда, правда, вышедшая из моды и ещё охотничий костюм. Халат тоже найду, только он такой тёплый, хотя, позволь, кажется, есть ещё один шёлковый.
— Отлично. Кое — каким гардеробчиком буду обеспечен, — расплылся в улыбке он.
Но она, придав своему голосу суровый тон, спустила его с небес на землю.
— Вам, сударь, придётся выполнять мои условия, — заявила она.
Он с покорой сложил руки на покрытой коричневыми волосами груди.
— Сударыня, с моей стороны было бы не вполне порядочно выставлять ещё и свои рога… Я заранее принимаю всё. И поскольку мы друзья, прошу перейдём на «ты».
— Принимается. Теперь мои условия. Первое, — спать придётся в моей комнате, чтоб не пригналась сюда маменька. Это будет мой конец. Второе, — выходить вы… ты из неё будешь только доберманом. А сейчас скажи мне, как твои раны?
— Почти зажило всё, как на собаке, — пошутил он.
— Голова в таком кавардаке совсем не помощник, завтра продумаю, куда тебя спрятать. — Пообещала она, укладывая гудящую головушку на подушку. «Интересно, какого цвета его глаза, у добермана были жёлто — коричневые, какие же у него?»
