Барбара Картленд - Искушения Парижа
— Конечно, ваша светлость, — ответила Ивонн и ринулась к двери.
— Двадцать лет! — воскликнула герцогиня, переводя взгляд на Гардению. — Это просто невозможно! Мне не верится, что ты уже такая взрослая.
— Время движется вперед, тетя Лили, — спокойно сказала Гардения.
Герцогиня прижала руку ко лбу.
— Нет, нет! Эту тему давай оставим. Я и без того чувствую себя ужасно старой. О Господи!
— Вчера вечером я не решилась отвлекать ваше внимание от гостей, — пробормотала Гардения оправдывающимся тоном. — Хотя чувствовала себя весьма неловко, укладываясь спать в вашем доме без вашего ведома.
— Ты поступила очень правильно, детка, — успокоила ее герцогиня. — Вчера я действительно не смогла бы встретить тебя как полагается. К тому же ты вряд ли привезла с собой подходящую для вечеринок одежду.
Гардения вспомнила лорда Харткорта и представила, как он цинично улыбнулся бы, если бы слышал сейчас их разговор.
Она покачала головой.
— Подходящей для вечеринок одежды у меня действительно нет. И потом…
— Да, да, я все понимаю, дорогая. Ты в трауре, — сказала герцогиня. — Но платье, которое на тебе сейчас, очень старомодное. Прости, что я так прямо тебе об этом говорю.
— Оно принадлежало маме, — объяснила Гардения, тяжело вздыхая.
Герцогиня кивнула.
— Вообще-то это не столь важно. Ты ведь не собираешься у меня жить, правильно?
Последовала напряженная пауза. Обе женщины неотрывно смотрели друг на друга.
Гардения собралась с духом и вновь заговорила слегка дрожащим голосом:
— Но, тетя… мне больше некуда ехать… Абсолютно некуда…
Глава третья
Герцогиня выпрямила спину, выпила бренди, принесенное Ивонн, и, вернув ей пустой бокал, поправила подушки.
Теперь ее лицо выглядело лучше, а взгляд прояснился.
Наверное, таблетки и алкоголь уже начали оказывать на ее измученный безудержным весельем организм свое спасительное воздействие.
— Мне кажется, ты должна все рассказать по порядку. Что произошло?
Гардения, заметно побледневшая и сильно растерявшаяся, сцепила пальцы рук в замок, чтобы они не дрожали, и начала говорить, изо всех сил пытаясь сохранять внешнее спокойствие.
— С тех пор как умер папа, мы жили в страшной бедности.
Я не раз советовала маме написать вам письмо и рассказать о нашей нужде, но она не желала вас беспокоить.
Герцогиня покачала головой.
— Я об этом ничего не знала! Какой кошмар! А ведь у меня все есть. Все эти годы я прожила в достатке и богатстве. — Она прижала ладони к глазам. — Прости меня, девочка моя! Мне безумно стыдно.
— Я не хотела вас расстраивать, честное слово. До гибели папы мы жили вполне достойно, — сказала Гардения. — Он был гордым человеком, очень гордым.
Герцогиня тихо застонала.
— Я знаю, детка. Он жутко не любил, когда я дарила твоей маме дорогие подарки. Хотел сам обеспечить ее всем, в чем ока нуждалась.
— Верно, — тихо подтвердила Гардения. — Но после его смерти нам требовались не подарки, а еда.
Герцогиня шумно вздохнула.
— А ведь я никогда не задумывалась об этом, — призналась она. — Когда твоя мама написала мне о гибели Генри, я решила, что теперь смогу беспрепятственно помогать ей. Но посчитала, что должна немного подождать. А потом… Потом это вылетело из моей головы, Гардения… Я очень виновата…
— Когда папа умер, на нас висело множество долгов, — продолжила рассказывать Гардения. — Следовало оплатить услуги врача, медсестер, рассчитаться с аптекарем и торговцами продуктов — на протяжении нескольких месяцев перед смертью папа мог есть лишь очень немногое. Мы распродали все ценное, что имели, — серебро, мебель. Конечно, денег выручили мало, собственно и продавать-то было особенно нечего.
— Какой позор, — прошептала герцогиня. — Как же я могла быть такой бессердечной?
— Вы ведь ничего не знали, — пробормотала Гардения. — А мама ни за что не соглашалась написать вам о наших бедах.
— Если бы вы хотя бы намекнули мне…
— Нам было не к кому обращаться за помощью, — сказала Гардения. — Семья папы, как вы, наверное, помните, отреклась от него, как только он женился на маме. С того дня, когда состоялась их свадьба, ни один из родственников не желал его больше знать.
— Неудивительно, — прохрипела герцогиня. — Родня твоего папы смертельно на него разозлилась. Я читала некоторые из писем, написанных ему родителями. С их точки зрения бросить невесту за два дня до свадьбы из-за того, что влюбился в кого-то другого, — настоящее преступление.
— Мама рассказывала мне историю их встречи, — печально вымолвила Гардения. — Она поняла, что папа — ее единственный герой, как только увидела его. А когда они познакомились, весь ее мир перевернулся. Им доставляло неземное блаженство просто находиться рядом, просто смотреть друг другу в глаза…
— О подобном мечтает каждая женщина, — сказала герцогиня с тоской в голосе.
— У них не было другого выбора, — с чувством произнесла Гардения. — Им оставалось только убежать вдвоем. Папе через два дня следовало жениться на дочери лорда Мельчестера.
Маму никогда бы не приняли в его семье, ведь она с точки зрения родовитых богачей была никем.
— Не говори так, — поспешно возразила герцогиня. — Твой дед отнюдь не принадлежал к низшим классам общества. В молодости был капитаном, служил в легкой кавалерии. Мы жили в сельской местности, не хуже других семей в Херфордшире. Много денег, конечно, не имели, но и не нищенствовали.
— Простите, — сказала Гардения с улыбкой. — Я не хотела вас обидеть. Но согласитесь: с точки зрения общественности брак мамы и папы считался мезальянсом. Хотя папа и не являлся наследником, был вторым сыном у своих родителей.
Герцогиня презрительно прищурила глаза и сердито произнесла:
— Твой дед, сэр Густас Уидон, был высокомерным, напыщенным старым снобом. Он жаждал заставить твоего отца страдать. Лишь потому что тот женился на любимой женщине.
Лишил его денег и всяческой поддержки, распустил о нем грязные слухи в надежде, что от него откажутся даже друзья.
— Не думаю, что папа из-за этого сильно переживал. — Гардения пожала плечами. — Он был настолько счастлив с мамой, что все остальное его просто не интересовало. — Она тяжело вздохнула. — В последние месяцы их совместной жизни нередко случалось такое, что на время они забывали даже обо мне — просто молча смотрели друг на друга и как будто переносились в какие-то другие миры.
— В некотором смысле я завидовала Эмили, — призналась герцогиня. — Меня любили многие мужчины, мне предлагали богатства, положение в обществе и драгоценности. Но сама я ни к одному из своих поклонников не испытала ничего такого, что испытывала по отношению к твоему отцу она.
