Барбара Картленд - Влюбленный джентльмен
В общении с представительницами бомонда и светскими дамами он не испытывал ничего, кроме раздражения от того, что те не позволяли ему вести собственную игру.
Едва ли не до того, как он осознавал свою заинтересованность в них, они уже недвусмысленно давали ему понять, что сами заинтересованы в нем.
Прошлым вечером он убедился, что, представься время и возможность, ему не составило бы труда разделить ложе с обеими женщинами, которых ему представила княжна, но это лишь оттолкнуло его.
Он провел больше времени в размышлениях о печалях влюбленной женщины, чем о сравнительной привлекательности тех двух дам.
Во влюбленной женщине он ценил открытость и прямоту, с какой она взывала к своему возлюбленному.
Уже давно граф признался себе, что одной из черт, которую он желал бы видеть в своей любимой женщине, была непредсказуемость.
Так, во время шахматной партии нежданный ход опытного игрока лишь подстегивает соперника и пробуждает в нем интерес к дальнейшей игре.
К несчастью, все встреченные им женщины были предсказуемы до такой степени, что граф мог предвидеть каждый их шаг и слово.
Это больше всего настраивало его против женитьбы.
Как невыносимо скучно было бы знать каждую реплику жены до того, как она ее произнесла. Как можно было бы жить в осознании того, что каждый последующий день не принесет ничего нового?
Зачастую он говорил себе, что даже наилучшим образом тренированная лошадь порою могла удивить, озадачить, а то и разозлить.
Подумав об этом, он вспомнил зачитанное лордом Олвэнли высказывание и признался, что в списке его увлечений лошади действительно занимали первое место.
И все же он решил еще раз взглянуть на модистку.
Вне всяких сомнений, его ждало разочарование, но по крайней мере было бы забавно снова увидеть ее.
Лавка миссис Бертон находилась в соседнем доме, и до нее оставалось уже несколько шагов.
Он застыл на месте, словно производя разведку, как это ему часто приходилось делать во Франции.
Когда он, не отдавая себе в том отчета, машинально разглядывал витрину аптекаря, из проезжавшего мимо экипажа послышался голос:
— Варгус! Это вы?
В том, что голос принадлежал леди Аделаиде, сомневаться не приходилось, и граф снял с головы шляпу, внутренне сожалея, что встретился с ней так скоро.
По крайней мере ему уже повезло, что леди Аделаида не присутствовала на вчерашнем балу, где она наверняка уцепилась бы за него в той собственнической манере, которая так раздражала графа.
— Вы вернулись, Варгус! — воскликнула она.
Она вышла из экипажа и теперь стояла, глядя в его лицо с нескрываемым соблазном в темных раскосых глазах.
— Как видите, вернулся, — ответил граф.
— Почему вы не сказали мне об этом?
— Я приехал только вчера.
— Вы знали, что я, затаив дыхание, жду вашего приезда!
Я знаю, Ричард должен был передать вам, в каком смятении я пребывала, пока вы так долго отсутствовали!
Она замолчала и с подозрением взглянула на графа.
— Что вас могло так надолго задержать в этой глуши?
— Ничто меня так не утомляет, как необходимость оправдываться в том, что я делал, а что нет, — сухо ответил граф.
Но неожиданно его осенила одна идея, и он сказал:
— Впрочем, дабы загладить все свои проступки, я подарю вам шляпку. Почему бы нам не заглянуть в лавку миссис Бертон и подобрать что-нибудь подходящее для вас?
— Варгус!
На мгновение у леди Аделаиды перехватило дыхание.
Никогда до этого он не дарил ей подарков, за исключением цветов, что, как она знала, выбирал для нее его личный секретарь, да и то, в порядке формальности.
Затем, сказав себе, что она уже не юная девица, которую можно скомпрометировать подарком, леди Аделаида рассудила, что принять что-нибудь от графа будет шагом в верном направлении.
— Не могу представить более замечательного способа отпраздновать ваше возвращение. К тому же, как вы заметили, лавка миссис Бертон находится в соседнем доме.
— Итак, пойдемте, — сказал граф. — Мне кажется, Аделаида, что ни у одной женщины в мире никогда не будет достаточно шляпок.
— Конечно, красавчик, — ответила леди Аделаида со взглядом, который должен был означать восхищение.
Она не заметила, как сжались губы графа, и не догадывалась, что он борется со страстным желанием заявить ей, что передумал.
Затем вместе с весело щебечущей леди Аделаидой он вошел в лавку миссис Бертон и, как ожидал, увидел знакомую фигуру в сером платье.
Глава 3
Размышляя о своей хитрости, граф направил фаэтон на некую пыльную улочку, на которую, как он знал, выходили Задние двери магазинов с Бонд-стрит.
Одного взгляда на юную модистку, впервые встреченную им накануне, было достаточно, чтобы убедиться в том, что она еще более привлекательна, чем ему помнилось, а цвет ее волос был поистине уникален.
Это был тот оттенок, которого тщетно пытались добиться девушки-хористки с помощью искусственного окрашивания.
Но в случае с модисткой не оставалось никаких сомнений, что цвет волос девушки был натуральным и как нельзя лучше подчеркивал ее большие глаза.
Стройность наделяла ее неземной грацией, по сравнению с которой леди Аделаида казалась тяжелой и несколько неуклюжей.
Граф был достаточно умен, чтобы не слишком пялиться в противоположный угол магазина или проявлять свой интерес к чему-то иному, помимо своей спутницы.
В ее роли выступала леди Аделаида.
Она была так поглощена мыслями о подарке, что казалась еще более шумной, чем обычно, и без умолку болтала, заигрывающе стреляя в сторону графа глазами и растягивая губы в зовущей улыбке, которую сама считала неотразимой.
Миссис Бертон предложила ей примерить несколько шикарных шляпок.
Всякий раз, когда леди Аделаида поворачивалась к графу за советом, ей казалось, будто бы она видит восхищение в его глазах, и, желая подольше пробыть рядом с ним, продолжала просить шляпки все новых фасонов.
Она перемерила уже с дюжину, когда граф обратился к миссис Бертон:
— Вчера мне особенно понравилась одна шляпка. Одна из ваших помощниц показывала ее клиентке в гостинице Флетчера неподалеку от Друри-лейн.
Леди Аделаида насторожилась.
Ей срочно захотелось разузнать, кого граф мог навещать в том районе, и она подозревала, что то, должно быть, была актриса из Королевского театра или Ковент-Гарден.
Ситуация не давала повода для тревоги. Но она не желала, чтобы граф обзавелся новой пассией, она знала от Ричарда, что его интерес к прежней, которую он часто посещал и одаривал драгоценностями, уже угас.
Если он в будущем собирался оставаться столь же щедрым в отношении драгоценностей, то ей хотелось иметь их самой, хотя самым дорогим подаркам она более предпочла бы золотое обручальное кольцо.
