Джулия Джастис - Тайна мадам Лефевр
Клара лишь плечами пожала:
– Возможно, та женщина не захотела ехать далеко. А быть может, у мадам не хватило средств взять ее с собой. Не думаю, что у нее водились собственные деньги. Жалованье мне платил Сен-Арно, он же покупал мадам драгоценности и платья, оплачивал счета за хозяйство. Но денег ей вообще не давал. Когда мы ходили с ней гулять, у нее не находилось даже нескольких шиллингов на мороженое.
Итак, мадам целиком зависела от кузена.
– А других родственников она никогда не упоминала?
– Нет. Если они все такие же, как Сен-Арно, в этом нет ничего удивительного. – Горничная, нахмурившись, резко остановилась. – Об одном человеке она все же упоминала, даже несколько раз. Когда я давала ей опий, чтобы притупить боль после побоев Сен-Арно, она шептала имя. Филипп.
Уилла будто со всего маха ударили чем-то острым под дых. Пришлось приложить усилия, чтобы избавиться от неприятного ощущения.
– И кто же он? Муж, брат, любовник?
– Не муж точно – Сен-Арно говорил, что тот погиб на войне. Однажды я спросила у мадам, кто такой Филипп, но она лишь улыбнулась и ничего не ответила, я не стала настаивать. В ее голосе мне послышалось томление. Возможно, она хотела выйти за него замуж, но кузен не позволил. Я так и вижу, как он отсылает прочь любого, кого сочтет недостойным имени Сен-Арно. Не исключена вероятность, что он пообещал дать согласие на брак, если она поможет ему в Вене. Я знаю, что он был способен заставить ее делать то, что ему нужно.
По какой-то непонятной причине открытие, что мадам Лефевр сохнет по парижскому любовнику, совсем не пришлось Уиллу по душе. Тряхнув головой, отгоняя неприятные мысли, он произнес:
– Зависимости мадам от Сен-Арно в еде, одежде, жилье и положении в обществе было достаточно, чтобы заручиться ее поддержкой.
– Нет, тут что-то еще, – настаивала Клара. – Не то чтобы она не ценила дорогих шелков и изысканных украшений, кто бы на ее месте поступил иначе? Но когда возникла необходимость, она без сожалений все продала. Она, казалось, вполне довольна простым образом жизни и нимало не скучает по высшему обществу, которое прежде принимала у себя в гостях. Мадам все повторяла, что хочет заработать достаточно денег и вернуться в Париж.
Не желая больше слушать домыслы горничной о загадочном Филиппе, Уилл поспешил сменить тему:
– Правильно ли я понял, с ночи покушения мадам не поддерживает контакта с кузеном?
Клара пожала плечами:
– Лучше, чтобы он думал, будто она умерла от полученных побоев. Она была одной ногой в могиле.
– Сен-Арно впоследствии эмигрировал на Карибы.
– Ну, об этом мне ничего не известно. Знаю лишь, он уехал из Вены в ту ночь. Если на свете есть справедливость, кто-нибудь его поймает и сгноит в тюрьме. – Клара подняла на него глаза. – Если Бог не оставит мадам своей милостью, закончив свои дела с ней, вы позволите ей вернуться в Париж к этому Филиппу, кем бы он ни был. После всего пережитого – потеря мужа, издевательства кузена – она заслуживает немного счастья.
Уилл не собирался говорить горничной, что не отправит мадам в Париж к Филиппу до тех пор, пока дело не будет сделано. А также упоминать о том, к какому они пришли соглашению.
Вместо этого он вынул из кармана монету.
– Благодарю вас, Клара. Я очень ценю…
– В этом нет необходимости, – перебила она, отмахиваясь от денег. – Лучше приберегите это для нее. Вы же присмотрите за ней, правда? Я понимаю, если бы кто-то действительно желал ей зла, то мог бы давным-давно прикончить ее, и все же тревожусь. У мадам такая благородная душа, слишком бесхитростная для этого мира, пожалуй.
Уилл припомнил женщину в саду, спокойно собирающую увядшие цветки лаванды и ожидающую, надумает ли незнакомец свернуть ей шею или нет. Он решил, что она скорее покорная, чем благородная и бесхитростная. Будто жизнь обошлась с ней столь сурово, и она принимала зло и несправедливость, считая, что не в силах отгородиться от них.
С первых дней жизни на улице Уилл научился давать отпор нападающим и восстанавливать справедливость. Представив безмятежное лицо мадам Лефевр, склоняющейся над цветами, и занесенную над ней тяжелую руку Сен-Арно, Уилл испытал совершенно нежелательное стремление защищать ее. Он убедил себя, что переживать из-за ее личной трагедии нечего. Верно, ее били, но она сознательно обернула это обстоятельство себе на пользу, убедительно сыграв роль. Настолько убедительно, что сумела обвести вокруг пальца Макса, который поплатился за свое благородство.
Ну а горничная, разумеется, считала хозяйку героиней. Раз уж мадам Лефевр удалось одурачить Макса, человека далеко не глупого, то завоевать доверие простой, почти неграмотной девушки, которая к тому же находилась у нее в услужении, и вовсе не составило труда.
Подавив последние всплески жалости к Элоди, Уилл кивнул Кларе на прощание:
– Встретимся на постоялом дворе через два дня.
Та кивнула.
– А вы уверены, что сумеете убедительно сыграть роль старика?
– А ваша хозяйка сумеет сыграть свою роль?
– Она сделает все, что потребуется. Уже сделала. Доброй ночи, месье. – Кивнув еще раз, девушка растворилась в сгущающейся темноте.
Уилл же направился на постоялый двор, где собирался раздобыть себе ужин. По дороге он обдумывал сведения, почерпнутые им у Клары.
По ее словам, мадам привезли в Вену без денег и средств к существованию, поэтому она была вынуждена во всем повиноваться Сен-Арно, исполнять его приказы. Богатство и положение в обществе нимало ее не интересовало. Единственным желанием было вернуться в Париж к Филиппу.
«Она сделает все, что потребуется», – сказала горничная. Очевидно, сюда относилось и предательство Макса Рэнсли, и побег от Уилла, чтобы не подтверждать невиновность Макса.
Мадам Лефевр, несомненно, рассчитывает на то, что ей удастся ускользнуть если не по пути в Париж, то уж точно по прибытии туда. Придется сохранять бдительность, чтобы не допустить этого.
Судя по реакции горничной, даже она опасалась, что соглядатаям мадам отъезд из Вены придется не по нраву. Возможно, у этой женщины есть и другие враги помимо него, разгневанного кузена мужчины, чью дипломатическую карьеру она погубила.
Переодевание в мужскую одежду, которое Уилл изначально воспринял едва ли не как шутку, вдруг показалось ему вполне разумной мерой предосторожности. Он представил стройное тело мадам, облаченное в бриджи, плотно охватывающие ноги, обрисовывающие изгибы голеней и бедер, подчеркивающие тонкие лодыжки. Рот тут же заполнился слюной, в паху образовалась твердость. Он не мог позволить себе отвлекаться на сладострастные мысли, пока не мог. Нужно сосредоточиться на том, чтобы благополучно доставить мадам в Париж. До тех пор пока они не окажутся в Лондоне, ему придется следить за тем, чтобы никто другой не причинил ей вреда.
