Элоиза Джеймс - Настоящая англичанка
— Полагаю, — заговорил Гил, игнорируя любопытствующие лица, обращённые в их сторону, — Вы желаете, чтобы я оказал Вам услугу.
— Если Вы будете столь любезны, — ответила она, глядя ему прямо в глаза, чтобы не смотреть на его губы. Неужели это она размышляет, каков он на вкус? Она никогда не думала о таких вещах прежде. На какой-то момент она ощутила головокружение, словно на месте старой Эммы, которая рисовала пчёл у себя в студии, оказалась сладострастная француженка, облизывающая губы при виде Керра.
Что ж, он её муж.
Почти.
— Могу я пригласить Вас на танец? — спросил он.
Эмма моргнула, в смущении. Разве он не собирается утащить её в карету и там заняться ею? Честно говоря, она не возражает против кареты. Правда, Бетани говорила, что экипаж не самое подходящее место, но…
— Да, разумеется, — она собралась с силами и приняла его руку. Однако Эмма забыла, что новые танцы вошли в моду, с тех пор как они с Бетани брали уроки у учителя танцев. Она заколебалась, прежде чем ступить на танцевальный пол.
— Вальс, — сказал ей Керр. — Новый, немецкий, и довольно быстрый. Позвольте мне.
И он обнял её рукой за талию, придвигая ближе к себе.
Эмма вздохнула.
— На раз-два-три, — проговорил он, посмеиваясь над её замешательством.
Вокруг них свистели атласы и шелка, в то время как молочницы и королевы кружились в объятиях королей и клоунов. Она положила ему руку на плечо, и они вступили в пёструю толпу.
Его руки вели её, и через несколько мгновений она запомнила шаги.
— Вот так, — шепнул он ей на ухо. — Француженки всему быстро учатся.
Внезапно в ней снова взыграла дерзость, превращая кровь в венах в огонь. Маска на ней скрывала обычную Эмму, обращая её в другую женщину, в более уверенного в себе и храброго двойника.
— Полагаю, что Вы начинаете вспоминать меня, милорд. Вы говорили те же самые слова и раньше.
Чудо из чудес, граф не оцепенел, а улыбнулся ей в ответ. Он крепче обнял её и притянул ближе. Мурашки пробежали по ногам Эммы, заставляя колени ослабеть. Она облизала губы и почувствовала себя ещё слабее, когда увидела его медленную усмешку.
— Вы не желаете покататься, мадам де Кюстен?
— Эмили, — сказала она. — И да, с удовольствием.
Удовольствие — не то слово для определения чувства, словно сердце у неё бьётся так сильно, что его стук слышен по всей комнате.
Они начали пробираться через толпу, Керр отмахивался в ответ на приветствия своих знакомых. Судя по взглядам им вслед, Эмма могла без колебаний заключить, что завтра получит, по меньшей мере, четыре письма с деталями презренного поведения своего жениха.
Краем глаза она заметила свою кузину Мэри и быстро отвернулась в противоположную сторону. Её маска могла послужить достаточной защитой, чтобы оставаться неузнанной Керром, но одного внимательного взгляда кузины хватит для развенчания маскарада.
Он увлекал девушку за собой, едва поддерживая за локоть. Кивок головы, и появился лакей с её ротондой [14]. Керр набросил ротонду ей на плечи. Его пальцы задержались на минуту, и сильный запах её же духов донёсся до Эммы. Вот почему женщины пользуются духами, внезапно подумала она. Для собственного удовольствия.
— Вы всегда увлекались англичанами? — спросил Керр.
— Конечно, нет, — ответила Эмма. — Большинство английских мужчин очень непривлекательны: молочно-белые, с этими жёлтыми волосами, которые, как известно, выпадут за одну ночь, оставив мужчину голым как бильярдный шар, уже через несколько лет.
Она пошла вперёд, и Гил последовал за ней. Он напряжённо думал. Совершенно ясно, что мадам де Кюстен находилась в Париже одновременно с ним, и она оказалась на пути его мародёрства и пьянства. И если она желает завести последний роман перед тем, как выйти замуж за своего почтенного торговца, то кто он такой, чтобы возражать?
— До Ваших слов я не видел особой причины радоваться моим тёмным волосам, — сказал он ей.
Она скривила губы и обвела его долгим, пронизывающим взглядом от кончиков волос до сапог. Гил едва не засмеялся. Нет ничего приятнее француженки, страстно стремящейся к развлечению на час.
— Действительно, — сказала она. — Ваши волосы приятного чёрного цвета. На самом деле, я принимала Вас за француза, пока не услыхала о Ваших успехах среди французских женщин.
— Ой, — смеясь, проговорил Гил. В конце концов, он тоже собирается жениться. Возможно, эта французская дама станет его последним увлечением, перед тем как он вступит в брак, послушный долгу. — Я полностью… к Вашим услугам, мадам.
— В таком случае, — сказала она с великолепным апломбом. — Я остановилась в Грийоне, и буду крайне признательна, если Вы проводите меня в гостиницу.
Граф поднял брови. У малышки Эмили был примечательный дар в деле назначения любовных свиданий. На секунду он ощутил вспышку симпатии к почтенному бюргеру. Её глаза светились от возбуждения сквозь маску. У неё прелестные глаза, с густой бахромой ресниц, которые загибались наверх в уголках глаз, придавая ей чарующего кокетства. Действительно, как он мог забыть такую женщину?
Он отогнал эту мысль. Две бутылки бренди за вечер могут сделать подобное с человеком. И когда такой человек пытается изо всех сил забыть о том, что его младший братишка только что умер, другие вещи имеют свойство забываться вместе с тем.
— Не могли бы Вы снять маску? — спросил он.
— О, думаю, что нет, — ответила она. Голос её звучал как грех, как ликующий грех. Эмма наклонилась вперёд и положила маленькую ручку в перчатке ему на колено. Взрыв настоящего вожделения произошёл у него в паху. — Я думаю, было бы забавно оставить её, Керр, если Вы простите меня. В конце концов, Вы не запомнили моего лица с нашей последней встречи, и мне бы хотелось избежать замешательства для нас обоих в случае, если мы встретимся снова. Я всё же выхожу замуж за англичанина.
— Вы называли меня Гилом на маскараде. И я вполне уверен, что забуду Ваше лицо опять, если Вы меня попросите об этом.
— Простите меня за недостаток уверенности в себе, — проговорила Эмма, и отзвук смеха в её голосе был ещё более мучителен, чем её рука, остававшаяся у него на колене. — Я бы хотела остаться в маске.
— Существуют разные способы затуманить мою память, — сказал Керр. И, не отрывая от неё глаз, он протянул руку и погасил маленькую масляную лампу, висевшую сбоку. Его сторона кареты немедленно погрузилась в темноту, единственный свет исходил от лампы, горящей с её стороны. Её свет отливал золотом на тёмно-рыжих волосах Эммы, ловил блеск бриллиантов в ушах, превращал тёмный бархат ротонды в сияющую бронзу.
